Клянусь Кромом, Амальрик, ты не мог выбрать лучшего времени, чтобы появиться! Ну, в чем дело? Похоже, тебя не так привлекает все это, как привлекало раньше.
— Прошу меня простить, Конан, — сказал Амальрик. — Я очень заинтересован, но чересчур устал и хочу спать.
На самом деле аквилонец думал не о женщинах, золоте и вине, а о девушке, что спала у него на коленях. Ему не доставляло радости везти ее в такой вертеп крови и интриг, как описал Конан. С Амальриком произошла перемена, в которой он почти не отдавал себе отчета. Он осторожно сказал:
— Ты сегодня спас нам жизни, за что я вечно буду тебе благодарен. Но я, честно говоря, не заслуживаю твоей щедрости. Ведь я ускакал прочь и оставил тебя в руках афаки. Правда, я считал тебя мертвым, но…
Конан запрокинул голову и рассмеялся громовым смехом. Затем он хлопнул юношу по спине с такой силой, что тот чуть не растянулся на земле.
— Забудь это! Я действительно должен был быть мертв, а если бы ты попытался спасти меня, они бы проткнули тебя копьем, как лягушку. Поедем с нами в Томбалку. От тебя может быть польза! Ты ведь командовал отрядом всадников у Запайо, верно?
— Ну да.
— Отлично. Мне нужен адъютант, который бы помогал тренировать моих ребят. Они дерутся как черти, но без всякого порядка, каждый за себя. Мы с тобой сможем сделать из них настоящих солдат. Эй вы, еще вина! — взревел он.
3
Они подъезжали к столице Томбалку на третий день после встречи Амальрика с Конаном. Амальрик ехал во главе колонны рядом с Конаном, а рядом с ним на кобыле следовала Лисса. Позади них все остальные вытянулись в двойную линию. Ветер развевал просторные белые одежды; звякала упряжь; скрипели кожаные седла; заходящее солнце сверкало красным на остриях копий. Большинство всадников были тибу, но в отряде были также всадники происхождением из меньших пустынных племен.
Все они кроме своего языка говорили еще на упрощенном диалекте шемитского, который служил общим языком темнокожему народу от Куша до Зимбабве и от Стигии до полумифического черного королевства атлайан далеко на юге. Много веков назад шемитские торговцы во всех направлениях простегали эту обширную область строчками своих торговых путей и вместе с товарами принесли сюда свой язык. Амальрик достаточно знал шемитский, чтобы общаться с этими свирепыми воинами сухих земель.
Когда солнце огромной каплей крови скатилось за горизонт, впереди показался свет. Перед всадниками местность сначала понижалась, образуя пологий склон, затем повышалась. На возвышении располагался город. Его низкие здания были сделаны из сероватокоричневых глиняных кирпичей, так что первое впечатление Амальрика было как от природного образования из земли и камней — беспорядочная груда валунов, овраги, лощины — все вместе мало похоже на город.
У подножия возвышенности поднималась прочная кирпичная стена, над которой были видны верхние части домов. Свет горел на открытом пространстве в центре города. Оттуда же доносился приглушенный расстоянием рев.
— Томбалку, — кратко сказал Конан, затем наклонил голову и прислушался. — Кром! Чтото происходит. Нам лучше поторопиться.
Он пришпорил лошадь. Отряд вслед за ним скатился по склону.
Томбалку располагался на низком холме в форме клина среди широко раскинувшихся рощ пальм и колючих мимоз. С холма была видна лениво текущая река, которая отражала глубокую синеву вечернего неба. За рекой простиралась поросшая травой саванна.
— Что это за река? — спросил Амальрик.
— Джелуба, — ответил Конан. — Она течет отсюда на восток. Некоторые говорят, что она течет по землям Дарфара и Кешана и соединяется со Стиксом; другие — что она поворачивает на юг и впадает в Заркхебу. |