— Рога Эрлика! — воскликнул Конан. — А что ты, старик, ожидал увидеть в покоренном городе, взятом и тому же после жестокого штурма? Если уж на то пошло, то по дороге ты не встретил процессий закованных и цепи рабов, а в городе не наткнулся на груды срубленных голов на рыночной площади. Так что упрекнуть меня в неверном отношении к захваченному городу могла бы только поистине кровожадная Амлуния. А если спросить кого-нибудь, кто порассудительнее, например — Делвина, то я думаю, он вполне одобрит мой подход к делу.

— Увы, Ваше Величество в последнее время огорчает меня своим безукоризненным правлением, — отозвался карлик. — Мне, как шуту, которому почти нечего высмеивать, становится даже как-то не по себе…

— Слова, достойные записного дурака, — буркнул Публио, — но я, как государственный канцлер, должен говорить серьезно и по существу. Повелитель, я уверен, что хаос в этом городе — не что иное, как отражение беспорядка во всем вашем королевстве, в государственных делах. И хотя граф Просперо изо всех сил пытается наладить нормальную политическую жизнь в столице новой провинции — Бельверусе, а придворные в Тарантии, возглавляемые Ее Величеством, стремятся к укреплению позиций нашей страны на дипломатическом поприще, — здесь, в Нумалии, происходит…

— Хватит! — резко оборвал канцлера Конан. — В некоторых делах, Публио, я обойдусь без ваших советов. Я не седой старикашка, чтобы по сто раз примеривать и оглядываться перед каждым следующим шагом. И я не скряга, который ради своей казны лишит солдата радостей победителя. Кроме того, аквилонцам приказано обходиться с побежденными достойно: так, как поступал бы в таких случаях я. И если где-то в городе и были злоупотребления силой, то спишите их на личные счеты людей барона Халька к жителям южных немедийских городов.

Сам Хальк никак не прокомментировал это замечание, слишком поглощенный содержимым очередной кружки

Публио же терпеливо, но настойчиво продолжал говорить с королем:

— И все же, Ваше Величество, следует остановить грабежи и насилие. Иначе мы рискуем получить в лице немедийцев не полноценных союзников, а не заслуживающих доверия, затаивших злобу и обиду вассалов.

— Союзников?! — презрительно переспросил Конан. — Какие у нас могут быть достойные союзники, Публио? Эти предатели и марионетки типа Лионарда и Халька? Нет, уважаемый канцлер, у великой империи нет достойных союзников. Посудите сами: хоть один из хайборийских правителей предложил мне свою помощь в борьбе против прославившегося своим бесчестием Амиро Кофийского? Нет, наоборот — Зингара готова переметнуться под его знамена, Аргос не мычал — не телился, пока его самого не ужалила кофийская змея. Даже коринфийские бароны отказываются предоставить мне право беспрепятственно пройти через их земли, чтобы ударить по Кофу с севера. Они заявили, что, забыв все междоусобицы, готовы объединить все герцогства и княжества Коринфии, чтобы противостоять моим войскам.

Нетерпеливым движением руки Конан отодвинул, почти отшвырнул протянутую ему Амлунией кружку с элем, расплескав по полу и кожаной куртке куртизанки большую часть напитка.

— Видите, Публио, — продолжал киммериец, — короли и правители Хайбории — просто кучка трусов и предателей. Ничего, придет день — и они на коленях присягнут мне на верность, провозгласив меня своим повелителем.