Майкл С.Берлинср,

доктор философии

директор Института Айн Рэнд.

Ноябрь, 1992

I

ЧТО ТАКОЕ КАПИТАЛИЗМ?

Разложение философии в XIX веке и ее упадок в XX привели к сходным, хотя и значительно более медленным и менее очевидным процессам в современной науке.

Сегодняшнее лихорадочное развитие технологии напоминает период, предшествовавший экономической катастрофе 1929 года: движущееся по инерции прошлого, основанное на непризнанных останках Аристотелевой теории познания, это развитие представляет собой неуравновешенную, беспорядочную, лихорадочную экспансию, в то время как ее теоретическая база уже давно иссякла. В области теории ученые не могут ни обобщить, ни объяснить собственные данные и тем самым способствуют возрождению примитивного мистицизма. В гуманитарных науках крах уже позади — там воцарились депрессия и практически полный упадок.

Самое яркое свидетельство тому можно найти в сравнительно молодых науках: психологии и политэкономии. В психологии наблюдается попытка изучать человека, игнорируя тот факт, что человек обладает сознанием. В политэкономии — попытки изобретать и изучать социальные системы без ссылки на человека.

Именно философия определяет и устанавливает критерии теории познания, направления познания вообще и в отдельных науках в частности.

Политэкономия получила широкую известность в XIX веке, в эпоху разложения посткантианской философии, и никто не дал себе труда проверить ее предпосылки или критически пересмотреть ее базис. Политэкономия безоговорочно, без разбора и сопротивления приняла в качестве аксиом основополагающие принципы коллективизма.

Политэкономы, включая сторонников капитализма, определяли свою науку либо как изучение управления производством, либо как изучение направления, организации или манипуляции общественными или национальными ресурсами. Природа этих ресурсов не определялась; их принадлежность к общественной собственности была принята как должное; предполагалось, что целью политэкономии является изучение возможностей использования этих ресурсов на «всеобщее благо». Тому, что основным рассматриваемым ресурсом является сам человек, что он есть существо специфической природы со специфическими свойствами, внимания не уделялось, а если и уделялось, то очень поверхностное. Человек рассматривался просто как один из факторов процесса производства — как земля, леса или шахты; при этом его считали одним из наименее значимых, больше внимания уделялось изучению влияния и особенностей всех других факторов, чем его собственным роли и особенностям.

Как следствие политэкономия неправильно выбирала точку отсчета: она наблюдала, чем занимаются люди и чем торгуют, она полагала, что люди всегда так поступали и будут поступать, принимая это заблуждение как факт, не требующий внимательного изучения, и считала, что ей следует лишь решать вопрос — как обществу найти наилучший способ распорядиться усилиями личности.

Существует много объяснений такому «племенному» подходу к человеку. Одно из них — альтруистическая мораль, другое — все возрастающее влияние на интеллектуалов XIX века политической идеологии централизованного государства. Психологически основной причиной была дихотомия душа — тело, глубоко укоренившаяся в европейской культуре: материальное производство рассматривалось как унизительное занятие низших слоев общества, никак не связанное с интеллектом, занятие, предназначенное испокон веков для рабов или крепостных. Институт крепостничества просуществовал в той или иной форме практически до середины XIX века; политически он был отменен только пришествием капитализма — политически, но никак не в умах.