Его тело свело судорогой.
— Проклятые дети! — завопил он. Любка снова провела смычком по струнам.
— Хочу, чтобы эта дурацкая скрипка перестала действовать! Хочу, чтобы все стало, как раньше!
По залу прокатился вздох. Стоящие тесной группой воины исчезли.
Ничего не понимающий Гошка встретился взглядом с Юстином. Тот слабо улыбался.
— Что с ним? — кивнул Снежкин в сторону корчившегося на полу старика.
— Желание… — Юстин отодвинулся подальше от огня. — Скрипка обычно исполняла эгоистичные желания. Ее обладатель хотел чего-то только для себя — славы, богатства, почета. А твоя подруга пожелала для другого человека.
— И что теперь? Эта скрипка обратно превратится в шар?
— Не знаю, — голос Юстина звучал все слабее. — Раньше ее никогда не просили самоуничтожиться.
— Она может обидеться?
Но Юстин уже не ответил. Любка снова заиграла.
Пол под Гошкиными ногами накренился, словно пытался сбросить с себя людей. Гобелены, стены, мебель — все начало тускнеть и терять объем, превращаясь в детали рисунка. Один огонь оставался живым и ярким. Пламя начало стремительно пожирать старую иссушенную бумагу.
— Чего ты стоишь? — прокричали Гошке прямо в ухо.
Снежкин качнулся. Пламя обожгло пальцы. Он выпустил из рук догорающую картинку — темный зал, на окнах тяжелые шторы, каменный пол, одинокий человек, сидящий в кресле с высокой спинкой перед небольшим костром.
Картинка упала в разбросанные по полу ноты. В Гошкиной голове еще шевельнулась мысль, что хорошо бы потушить огонь, но кто-то уже тянул его за собой.
Идем!
Когда с глаз Снежкина спала пелена и он смог оглядеться, то увидел, что за руку его держит Цветочница и вдвоем они бегут по коридору библиотеки.
— Ты чего там замер? — на ходу спрашивала она. — Все уже ушли давно, один ты со своим рисунком остался.
Они выбежали на улицу.
Трамвай!
Было уже совсем темно, и освещенный салон трамвая смотрелся, как спасительный остров среди подступающей темноты.
— Как мы здесь оказались? — Снежкин никак не мог прийти в себя после резкой смены «декораций».
— Где «здесь»? — Наташка выглядела злой и уставшей. — Понятия не имею, откуда ты взялся. Я приехала на трамвае. У меня было дело. А вот какого лешего вас сюда принесло?
— Погоди… — На секунду Гошке показалось, что у него что-то неладное с головой. — А как же замок? А скрипка? Все закончилось?
Цветочница поморщилась.
— Закончилось, не закончилось… Какая разница? Про свои сны кому-нибудь другому рассказывай, — она отвернулась к окну, за которым проплывала темная улица.
— Подожди, — не отставал от нее Гошка. — Ты хочешь сказать, что ничего не помнишь?
— Ой, — скривила свои пухлые губки Наташка. — Хватит! Надоело! Говоришь, непонятно о чем. — Цветочница сделала паузу и выразительно посмотрела на Снежкина. — А ты, Гогочка, ничего, мне нравишься. Только зря ты с Кондратом связался. Потом пожалеешь.
— Чего это я жалеть должен? — насупился Снежкин.
— Нет, вы послушайте, она ему еще будет указывать, с кем общаться!
— Водокачка, — добавил он шепотом. Уж очень это прозвище ей сейчас подходило.
— Не дуйся! — Цветкова решила не обращать внимания на грубость. — Приходи завтра ко мне во двор. Поболтаем. Расскажешь свои сны.
Гошка усмехнулся. |