Кулаки Кликса сжимались и разжимались, словно бьющиеся сердца. Я сходил к раковине и принёс ему кружку воды. Он залил её в себя одним глотком.

— После этого восстания Марс стал абсолютно бесплодным, — сказал он. — Без животных-носителей вирусы оказались рассеяны и утратили способность к формированию разума, хотя память об этих событиях сохранилась в их РНК. Земля осталась без присмотра, окружённая кольцом подавителей гравитации.

На Марсе прошло около сорока миллионов лет… поправка, восьмидесяти миллионов земных лет, прежде чем эволюция вирусной жизни снова привела к появлению разума — современных хетов. Но руки хорошо сделали свою работу — после катастрофы на Марсе уцелели лишь микроскопические формы животной жизни. — Он вздрогнул; его плечи поднимались и опускались в ритме неровного дыхания. — Хеты, — продолжал он, — создали замечательные биоинженерные технологии. Вирусам, разумеется, присуща способность подменять своим генетическим материалом родную ДНК клетки. Так вот, хеты сделали шаг вперёд. Они научились селективно подменять отдельные нуклеотидные цепочки, модифицируя генетические инструкции, а также расцеплять и склеивать их так, как им захочется. Они воспользовались этими способностями для модификации ДНК животных. Тем не менее, им понадобилось ещё пятьдесят миллионов земных лет, чтобы вывести породу животных достаточно крупную, чтобы использовать её в качестве носителя. К этому времени хеты решили пользоваться только биологическими устройствами, которыми они могли бы управлять ментально; никогда больше они не станут использовать машины, которые рабы могут захватить и использовать против них.

— Наконец, разум появился и у аборигенов Тэсс. — Кликс был так поглощён рассказом, что уже не следил за словами. — Хеты, разумеется, захотели поработить этих существ. Они вернулись на Тэсс на своих живых кораблях и начали ужасную войну против местных. Эта война продолжается и сейчас.

Кликса начала бить дрожь, он сотрясался от головы до пят, как человек с избытком адреналина; его трясло от ярости. — Боже, Брэнди, я чувствую себя так, будто готов убить… что-нибудь. Что угодно. Всё. Это такая сильная тяга, такой первобытный зов. Это как… — Он бросился через комнату, схватил с рабочего стола красный металлический ящик для инструментов и метнул его в о внешнюю стену. Плоскогубцы, отвёртки и гаечные ключи посыпались на пол. Кликс глубоко вдохнул и выдохнул; его глаза были закрыты.

— Майлз?

Он посмотрел на меня; его лицо немного успокоилось.

— Чёрт, это было хорошо. — Пауза. — Думаю, я пришёл в себя. Только одна просьба — не задавай мне больше вопросов о хетах. Даже память об их ненависти к жизни способна вывернуть тебя наизнанку.

— Не волнуйся, — сказал я. — Я…

Какое-то изменение в интенсивности падающего снаружи света…

Я начал было поворачиваться к окну…

Бум-м-м!

«Стернбергер» содрогнулся от сильнейшего удара; корпус загудел, а снизу раздался плеск возникшей в полупустом водяном баке волны, ударившей в его стену. Я пошатнулся и едва не упал. Через бронестекло над консолью радиостанции я видел, как что-то тёмное и серое, словно летающий кусок стены, удаляется от меня дальше и дальше; вот уже над ним виден участок неба, коричневая поверхность грязевой равнины появилась снизу, а серая стена продолжала удаляться…

Хвост.