— Ну, что нового в розыске?

— Что нового? Все то же. Расскажи, как у тебя. За Кошельковым охотился?

— Ишь какой умный! — поразился Виктор. — Догадался-таки?

— Да уж весь свой хилый умишко напряг.

— Ну-ну, не обижайся. Чего ты таким обидчивым стал? Понимаешь, какое дело, успехи не ахти, но кое-что нащупал. Помнишь, я тогда после операции на Хитровке возражал против ареста Севостьяновой? Еще говорил, что она нам пригодится? Ну вот, Аннушка и пригодилась. Оказывается, Кошельков у нее бывает. Как часто, не знаю, но бывает.

— И это все, что ты узнал?

— А что, мало? — засмеялся Виктор.

— Не много.

— Еще кое-что добыл. Вот, смотри. — Виктор показал мне клочок бумаги: «Смотался в Вязьму, буду в Хиве в следующем месяце. Сообщи Ольге». Подписи под запиской не было. — Эта писулька на столе у Севостьяновой лежала.

— А почему ты решил, что Кошельков писал?

— Проверял. Савельев говорит: почерк Кошелькова. Федор Алексеевич не ошибется.

— А кто такая Ольга?

— Как кто? — поразился Виктор. — Невеста Кошелькова. Ты разве не знаешь?

— А почему я должен близких и дальних родственников всех бандитов знать?

— Потому что ты работаешь в уголовном розыске, — нравоучительно ответил Виктор.

Когда он так говорил, я всегда злился. Но любопытство было на этот раз сильнее, чем самолюбие. И хотя мне хотелось сказать Виктору, что ему еще рано брать на себя роль наставника и я прекрасно знаю без него, что я должен, а чего не должен, я промолчал.

— Понимаешь, — продолжал Виктор, — я советовался с Савельевым. Видимо, действовать надо будет в нескольких направлениях; но прежде всего установить постоянные наблюдения за притоном Севостьяновой и за ней самой. Кстати, тебе твой старый приятель привет передавал…

— Кто?

— Баташов.

— Жив еще?

— Жив. Отощал только, пришлось подкормить.

— Свой паек отдал?

— Свой паек… Ну, дело не в этом. Думаю, надо мне в Вязьму вместе с Савельевым поехать. Можно его там застукать…

— Нос Арцыгову здорову утрешь.

— При чем тут Арцыгов? Что я, для Арцыгова стараюсь? Дурак ты, Сашка!

— Уж какой есть.

Но Виктор не обратил внимания на мою реплику.

— Тебя послушать, так мы работаем или для Арцыгова, или для Медведева, или еще для кого-то. Мы для Советской власти работаем и перед ней отвечаем.

— Ну прямо, как на занятиях по политграмоте. Почище товарища Ч все выкладываешь!

У Виктора зло сузились глаза, но вдруг он расхохотался.

— Пацан, честное слово, пацан!

Он обернулся ко мне, засучил рукава косоворотки.

— Ну как, может, попробуем еще разок?

Я испугался.

— Иди к черту! Мартынов увидит — обратно в гимназию отправит, скажет: дети не нужны. Пусти, ну что ты!

Но я уже барахтался на траве бульвара. Сухоруков сидел на мне верхом, крепко держа мои руки.

— Священной формулы не забыл?

— Витя, — взмолился я, — неудобно, увидят…

— Пусть смотрят! Пусть видят! — весело орал Сухоруков.

Когда мы встали и начали отряхиваться, я заметил, что с соседней скамейки на нас внимательно смотрят двое мальчишек с ранцами за плечами.

— Вы гимназисты? — спросил один из них с интересом.