– Подавишься, – сказал Клит, рассматривая крепость, прилепившуюся к южной стороне неприступной скалы...

– Обижаешь, – усмехнулся Александр. – Забыл, кто я?

И призвал к себе начальника трехсот своих скалолазов и приказал ему взобраться с людьми по северной стороне скалы на самую вершину и подготовить приспособления для подъема солдат и боевой техники.

Двадцать девять скалолазов сорвались в пропасть, но остальные сделали свое дело, и на следующий день город был сдан на милость победителю.

На пир, посвященный этому событию, Александр пригласил Оксиарта. Оксиарт был поражен великодушием Александра и поклялся его отблагодарить.

* * *

...Пир удался. Македонский, конечно же, напился, но никому особенно не досаждал. Уже к вечеру, когда он, зарывшись в подушки с головой, забылся, Оксиарт по просьбе Клита, позвал своих танцовщиц.

Они были так себе – смуглые, кожа в пятнах солнечных ожогов, волосы жирные... Ну, были две-три так себе, стройные, с очаровательными пупками, ну ритм держали, ну была в них откровенная самочность с блеском глаз, сверх всякой меры возбужденных богатыми одеждами македонцев. Ну и что?

Внимательный Оксиарт прочувствовав сексуальный пессимизм Клита, щелкнул пальцами... Самки моментально исчезли, и тут же появились грациозные девушки, с ног до головы скрытые белыми струящимися покрывалами. Некоторое время они танцевали с закрытыми лицами...

“Одетая женщина – это загадка... – скептически думал Клит, удобнее устроив нетрезвую голову на плече Оксиарта. – Прикрой любую женщину с головы до ног – она станет загадочной и, следовательно, желанной...

Тут покрывала спали с девушек и Клит замер, накрепко пригвожденный глазами одной из них.

– Это Рохисанг, моя племянница... – сказал Оксиарт, плечом почувствовав двукратное учащение пульса сотрапезника. – Греки и македонцы ее зовут Роксаной...

"Пантера!" – подумал Клит, пожирая глазами ее гибкое тело. – Она выберет этого пьяницу, не умеющего толком пописать! Выберет, и будет с ним спать!

Разбуженный исходившей из Клита волной страсти, из подушек вырылся опухший Александр. Не протерев склеивающихся зенок, смердя перегаром, он потянулся к кувшину с вином, но застыл, пойманный за печенки недвусмысленным взглядом Роксаны.

– М-да, Клит... – озабоченно покачивая головой, промычал Александр. – Судя по твоим пылающим глазам, у нас с тобой будут проблемы...

И поманил Роксану указательным пальчиком...

И что вы думаете? Эта девка, мобилизовав все свое трактирное кокетство, приблизилась к Македонскому и стала вешать ему лапшу на уши на весьма скверном древнегреческом. Играя глазками, она ворковала, что давно мечтала познакомиться с владыкой ойкумены, и что с детства интересуется его исключительной личностью, и что записывает его мудрые высказывания, самое любимое из которых: "Только сон и близость с женщинами более всего другого заставляет меня ощущать себя смертным" – она заворожено повторяет каждый день. Через полчаса они пили на брудершафт, еще через полчаса она сидела у него на коленях, а еще через час увлекла в свои покои.

* * *

...В покоях все было подготовлено. Еще утром тетка Роксаны две минуты рассматривала Александра Македонского сквозь дверную щель. Этих минут ей хватило, чтобы подготовить для любимой племянницы подробное руководство к действию.

– Главное, не торопись, – зашептала она в ухо Роксаны, когда та вышла из пиршественного зала по надобности.