До них в доме жили ее бабушка и дедушка, так что чемодан мог принадлежать им. Как бы то ни было, вряд ли внутри находилось что-либо важное. Все личные бумаги матери хранились у ее поверенного.
Сначала ей показалось, что чемодан заперт, первая попытка открыть замки окончилась неудачей. Но, сходив в сарай, где хранились ржавые инструменты и сломанный садовый инвентарь, Флоренс вооружилась старой отверткой и, попробовав еще раз, обнаружила, что замки поддаются.
Как она и ожидала, чемоданчик предназначался для хранения бумаг. Это были письма, отосланные из незнакомого ей города на юго-западе страны, по крайней мере, лет двадцать пять назад. Флоренс нахмурилась. Она понятия не имела, что ее родители имели знакомых на юго-западе, во всяком случае, они никогда не упоминали при ней об этом. Если бы об этом слышала Эвелин, вряд ли она стала держать это в секрете. Если только…
Не имеют ли эти письма какое-либо отношение к ее удочерению? О своих настоящих родителях Флоренс не знала практически ничего. Ей сказали, что ее родная мать погибла в автомобильной катастрофе сразу после рождения дочери, что она была не замужем и жила одна, поэтому и понадобилась опека над ребенком. Флоренс всегда полагала, что ее мать жила где-то здесь, поблизости, поэтому-то миссис Рэмфорд и удочерила ее. Миссис Рэмфорд всегда желала иметь большую семью, но после рождения Эвелин узнала, что больше детей иметь не может.
Интересно, подумала Флоренс, почему я никогда не расспрашивала об обстоятельствах своего удочерения более подробно? Вероятно, потому, что приемная мать была очень чувствительна к такого рода расспросам. С самого раннего детства Флоренс внушили, что она должна гордиться своей принадлежностью к столь почтенной семье и поэтому расспрашивать о родной матери означает быть неблагодарной и нелояльной.
Хотя, может быть, письма в чемоданчике не имеют абсолютно ничего общего ко всей этой истории, решила Флоренс, снимая резинку, стягивающую пачку, и внимательно разглядывая верхний конверт. Письмо было адресовано матери, что невольно заставило ее насторожиться. Однако не стоит воспринимать эти письма слишком серьезно, подумала она. Может быть, они написаны какой-нибудь подругой юности миссис Рэмфорд.
Вынув письмо из конверта, она почувствовала укор совести. Может, не стоит читать и сначала посоветоваться с Эвелин? Однако любопытство и знание того, что Эвелин не интересуется делами матери, подтолкнули ее к дальнейшим действиям. В конце концов, она, возможно, придает этим письмам значение, которого те совсем не заслуживают.
Сперва Флоренс прочитала адрес на конверте: Пейнтон-Хаус, Блумзбелл. Впечатляет, подумала она с кривой усмешкой. Кроме того, несмотря на возраст письма, высокое качество бумаги было очевидным. Потом она обратила внимание на то, что текст начинается интимным обращением «Дорогая Хелен», а не с вежливого «Миссис Рэмфорд». Волнение Флоренс возросло, но, бросив взгляд на подпись, она поморщилась. Гордон Рэмфорд. Очевидно, один из родственников отца.
Удивляясь, почему это обстоятельство не снижает ее интереса, она вернулась к началу.
«Дорогая Хелен, — вновь прочитала она и продолжила: — Все приготовления сделаны. Экономка привезет к Вам ребенка 8 августа».
Ребенка? Экономка? В горле Флоренс пересохло, но она заставила себя читать дальше.
«Знаю, что Вы считаете мои действия достойными порицания, но у меня нет никакой возможности оставить ее, даже если бы я этого хотел, что вовсе не так».
У нее перехватило дыхание, но надо было продолжать.
«Думаю, что Роджер (ее отец, отметила Флоренс) смирится с положением вещей. Он всегда был ханжой, даже в юности, и я уверен, что, если бы не Ваше вмешательство, ребенок вряд ли нашел бы хороший прием. Хотя, кто я такой, чтобы судить его? Как любит говорить Роджер, я сам постелил себе постель и теперь должен в нее лечь. |