Клеопатра лежала, не шевелясь. Отчаяние Антония передалось и ей. Неужели все потеряно? Неужели Египет будет проглочен Римом, а она свергнута с престола Лагидов? Нет, она не допустит этого! Она испробует все средства, пойдет на все. Разве она не красавица и разве тело ее не бесподобно? Телом, только телом можно спасти землю Кем, спасти детей и спастись самой!.. Она пойдет на все.

— Что же ты молчишь? — вскричал Антоний, видя, что она, обнаженная, продолжает валяться на ложе, как простибула, ожидающая гостя. — Говори!

Клеопатра холодно взглянула на цего.

— Полководец должен найти выход из положения… Не я, а ты довел нас до этих позорных дней. Что ты думал, что делал, когда Цезарь находился в Азии, когда восстали ветераны? Почему ты спал?

— Египтянка!

— Ты упрекаешь меня Актионом, — безжалостно продолжала царица, — а ведь я спасла тебя от поражения, ты не устоял бы в борьбе…

— Молчи! Молчи, проклятая! — крикнул Антоний. — Еще слово — и я убью тебя, подлая лицемерка!

Он выбежал из спальни в сильном раздражении» едва сознавая, где находится. Шел по улице Александрии, направляясь к морю. На душе было пусто, мыслей почти не было, — они пролетали стороною, и только одна мысль большая, как летучая мышь, билась в его мозгу: «Киренские легионы! Изменили!»

Выйдя на мол, он разыскал пустынное место и, обнажив грудь, нащупал, где билось сердце. Затем, вынув кинжал, он твердой рукой направил лезвие в грудь.

Сильная рука ухватила его сзади, вырвала кинжал. Разъяренный, Антоний обернулся: перед ним стоял Эрос, бледный, взволнованный, решительный.

— Ты? Как посмел? — сдавленным шолотом выговорил Антоний, дрожа и задыхаясь.

— Подожди, господин! Умереть всегда успеем. Еще не время. Борьба не кончена.

— Я не могу жить… Мои Киренские легионы! — простонал Антоний, опускаясь на песок и в отчаянии сжимая голову. — Все кончено…

— Нет, не все еще… Обдумаем, что делать. Если ты желаешь выслушать меня…

— Говори.

— Пошли к Октавиану посольство, притворись, что ты желаешь мира. А пока будут продолжаться переговоры, отправляйся в Паретоний, попытайся вернуть свои легионы…

Подумав, Антоний согласился.

Вечером он отправил посольство, а сам выехал в со провождении Эроса и нескольких друзей в Паретоний. В биреме Эрос обратился к озабоченному Антонию:

— Перед нашим отъездом я случайно узнал, что и -царица отправила послов к Цезарю. И я думал: «Два посольства лучше, чем одно».

— Ты думаешь? — подозрительно взглянул на него Антоний. — А знаешь ли, что предлагает египтянка? Знаешь ли ее условия?

— Не знаю.

Антоний молчал, задумавшись.

Вольноотпущенник Октавиана проник ночью в спальню царицы, которая его ожидала.

Клеопатра схватила письмо и, повелев Ирас придвинуть к ложу светильню, жадно читала:

«Гай Юлий Цезарь Октавиан — Клеопатре, царице Нижнего и Верхнего Египта — привет и добрые пожелания.

Письмо твое взволновало меня до такой степени, что — клянусь Афродитой! — я не нахожу себе места от радости и очарования. Как хороша жизнь, думаю я, вспоминая о тебе, прекраснейшей из прекрасных, и шепчу с упоением твое имя, в мыслях обнимая тебя со всей страстью влюбленного мужа. Я влюблен в тебя и готов па все — готов даже оставить тебе Египет, если ты погубишь моего счастливого соперника, не отстающего от тебя ни на шаг. Ревнуя тебя к нему, я не успокоюсь до тех пор, пока он не умрет».