|
Результат? Пелевину присуждается победа по причине неявки на бой соперников. Он родился в Москве в 1962 году, по образованию инженер, по духу – нонконформист, автор целого ряда произведений (во Франции в издательстве «Le Seuil» вышли «Жизнь насекомых», 1995; «Чапаев и Пустота», 1997; «Хрустальный мир», 1999; «Generation “П”», 2001). Он лауреат премий Рихарда Шёнфельда и Остерфестшпиле-Зальцбург, что дает нам право гордиться собой, потому что эти титулы гораздо более труднопроизносимы, чем Гонкур или Ренодо. Но прославило его даже не это. На 205-й странице «Generation “П”» Виктор Пелевин предлагает гениальный (фальшивый) рекламный слоган для марки Gucci for men: «Будь европейцем. Пахни лучше». Номер 97. Рю Мураками. Линии (1998) Господи боже мой, что тебе, Рю Мураками, сделали японцы, что ты так ненавидишь свою страну? Может, тебя, как героя одной из твоих книг, тоже забыли в автоматической камере хранения? Может, ты рос в притонах, по которым без устали шляются твои герои? Или ты прочитал «С Токио покончено» Режи Арно? Переспал со всеми шлюхами Синдзюку и Сибуи [13] ? Как же ты превратился в Рю Мураками – символ японского декаданса? А ведь «Линии» были написаны за 13 лет до землетрясения и цунами в марте 2011 года. Полагаю, намек на ответ мы как раз и найдем в этом романе. Ты пишешь потому, что тебя бьет озноб. «Линии» – поразительно холодный роман, своего рода быстрозамороженный ремейк «Хоровода» Шницлера, в котором два десятка персонажей, без конца пересекаясь в огромном мегаполисе, так и не могут прийти друг другу на помощь. Каждая глава его книги вполне могла бы быть озвучена голосом одного из твоих героев: Мукаи – фотографа и лузера, завсегдатая «soap land» и «fashion health» (в переводе с продвинутого японского – борделей); Юнко – девушки по вызову, ненавидящей вступать в разговоры с клиентами; Юкари – коллеги Юнко, мечтающей командовать другими, но вечно нарывающейся на садистов; Такаямы – ее будущего клиента, который договаривается о встрече по телефону, поглаживая револьвер, и в итоге сносит ей череп… Все эти люди встречаются ночью благодаря сети секс-заведений, раздеваются, сплетаются телами и расстаются навсегда. Какие именно «линии» фигурируют в заголовке, каждый понимает по-своему, – телефонные или кокаиновые, интернетные или пригородные железнодорожные, если только не те, что остаются на связанном веревками теле в виде борозд. Мы попадаем в садомазохистскую версию «ультрамодернистского одиночества», столь дорогого сердцу Алена Сушона. Садо-мазо – как любовь: сначала привязываешься, потом отвязываешься. Рю Мураками – это японский Режис Жоффре: то же сухое отчаяние, то же клиническое равнодушие, та же отстраненная жестокость, то же чередование тревожно-спокойных сцен, наполняющих читателя непреодолимым желанием послать все к чертовой бабушке (желанием, которое он не в силах удовлетворить потому, что продолжает переворачивать книжные страницы: надо же узнать, чем дело кончится). Но если сам Режис Жоффре есть марсельский Кафка, то, следуя принципу переходности, Мураками есть Кафка токийский. Самое поразительное в прозе Мураками – то, что все его романы описывают процесс, обратный показанному в «Превращении»: насекомые превращаются в человеческих существ. Он буквально тычет нас носом в вещи, которых мы бы предпочли не видеть: общество в едином порыве пытается копировать американскую буржуазию (довольно странная манера благодарить США за Хиросиму и Нагасаки); из всех ценностей остались только «бенцы» и «ролексы», а новая форма счастья именуется проституцией. |
