– Купили что-нибудь хорошее? – спросил я.

– Что за вонючий, жаркий город! Пока я не умерла, отвезите меня домой, Стассен.

По дороге я не нашел темы для разговора. Утром мы выехали довольно рано. Кажется, к половине десятого уже позавтракали и переехали через реку. На таможне пришлось разгрузить багаж и внести все вовнутрь, затем вынести все чемоданы и опять загрузить их в машину. Ни Кэти, ни ее муж лаже пальцем не пошевелили, чтобы помочь мне.

Итак, я включил кондиционер, и мы устремились по коричневой мексиканской земле к Мехико. Мотор ровно урчал, машина плавно покачивалась и мы словно дрейфовали в молчаливой прохладе. Стрелка спидометра стояла на 70. Мир за окнами был похож на плохо снятый серый немой кинофильм. Джон Пинелли дремал на заднем сиденье. На Кэти были желтовато-зеленые шорты, золотые сандалии, блузка в зеленую с белой полоску и очень темные очки в зеленой оправе. На ее ноги попадал холодный воздух из кондиционера, по-моему, поэтому она поставила их на сиденье и повернула колени ко мне. Упоминал ли я раньше о руках Кэти? Это крестьянские руки с широкими толстыми ладонями и короткими пальцами. Руки были мягкими и холеными, но никакой уход не мог скрыть их простецкой формы. Очень длинные, изогнутые ногти мало в этом помогали. Но вы обращали на это внимание, только пристально вглядевшись. Стопы ног тоже были широкими и отекшими.

Не знаю, что в то утро происходило в голове Кэти, но в машине повисла почти осязаемая ненависть. Кроме ненависти, тут еще витала какая-то болезнь. Эта болезнь засела в голове Кэти, и она заразила ею меня. Кэти передала мне часть того, что мир сделал с ней.

Я вел машину. В 10.10 мои руки крепко держали баранку. Внезапно ее маленькая пухлая ручка прокралась своими толстыми пальцами на мое правое бедро, словно большое мягкое насекомое.

Я тоже думал об этом, выступал на семинарах и собраниях. Но до последних нескольких недель эти мысли носили отвлеченный характер. Что такое "я"? У меня есть имя – Кирби Палмер Стассен (назовите мое имя много раз, и эти слова станут бессмысленными). Имя – ненадежный ярлык и плохое средство самовыражения. Я существовал, я двигался во времени и пространстве без всяких мыслей. Не я вошел в мир, а мир – в меня. Мои чувства, голова и эмоции – все было примитивно просто.

За последний гол жизни я совершил преступления против общества. Но, хотя преступления совершены мной, точнее было бы сказано, что они случились со мной. Я видел, как действуют на маленькой, ярко освещенной сцене раскрашенные фигурки, дергающиеся на ниточках и издающие нелепые звуки. То, что называется "я", играет на сцене в каждом действии – главное действующее лицо этой бессмысленной драмы.

Пока я думал над этим, принесли обед. Я был голоден, я ел. В этом смысле "я" – организм, превращающий пищу в энергию посредством заглатывания, разжевывания и химических реакций. Другое "я" спит, восстанавливает силы. Третье "я" спало с женщинами и говорило с великой уверенностью о вечности. Сознание запечатлевало миллион миллионов вещей. Память – игрушечный экскаватор, который копает наугад и выносит в ковше не более десяти процентов того, что там должно быть.

Большинство людей быстро прекращают искать ответ на загадку своего существования. У них начинает болеть голова. Они отправляются играть в мужские игры, с рвением гоняются за долларами, сидят в клубе и тянут к себе все, что можно. Если их заставить задуматься о себе по-настоящему, они скажут, что самокопание – бессмысленное дело, занятие для дураков.

Мне не дали достаточно времени для разрешения больших загадок, но я могу забавляться малыми.