Эти четыре дня до приезда Кэти и Джона оказались последними хорошими днями в моей жизни. Но, и зная об этом, я не смог насладиться ими больше. Я не думал о будущем, а просто по-кретински не сомневался, что все будет прекрасно. Это состояние эйфории не могло, конечно, длиться долго. Я послал родителям открытку, в лотерею выиграл двести песо, усердно загорал, занимался испанским и ждал звонка от своих хозяев. В полдень в пятницу встретил Джона и Кэти в аэропорту. С ними прилетели двое мужчин – Август Зоннингер и Фрэнк Рейс. Крепкий, лысый, маленький Август оказался властным и осторожным человеком. В усыпанном перхотью берете, «бермудах», индейских сандалиях и спортивной рубашке с изображением пылающей рыбы он все время щелкал пальцами, когда ему было что-то нужно. Сразу стало ясно, что он главный. Остальные обращались с ним, как с королем. Фрэнк Рейс, высокий вялый мужчина, напоминал аиста. Он был одет в хлопчатобумажный костюм, к которому был со вкусом подобран галстук. Рейс разговаривал с небольшим английским акцентом и, судя по всему, пытался создать впечатление, что все это гротескная игра, и он участвует в ней ради развлечения. Фрэнк был почти смешон. Кэти вела себя с ними, как девчонка. Это ей, по-моему, не шло. Большим сюрпризом для меня оказался Джон Пинелли. Это большое мягкое розово-белое существо пробудилось к жизни. Впервые я почувствовал его интеллект, быстрый, восприимчивый, способный к фантазии.

Они были настолько переполнены планами, что едва понимали, что находятся в Акапулько.

Август Зоннингер и Фрэнк Рейс остались до следующего вторника, когда я отвез их и Джона Пинелли обратно в аэропорт. По-моему, Розалинда не ожидала таких гостей. Она любила порядок, а они не нарушали никакое расписание. Дом им, кажется, не понравился. Они бесконечно говорили о делах и ругались по мелочам.

Я узнал, что Кэти и Джон все еще лишь холодно вежливы по отношению друг к другу. Из их споров я понял, что Джон продал долю в телешоу и вступил в другое дело.

Они привезли с собой пачку сценариев и позвали меня в большую гостиную в субботу вечером. Фрэнк Рейс встретил меня на террасе. Он усадил меня и дал сценарий. У него и у Кэти тоже было по экземпляру. Зоннингер сидел и ухмылялся.

– Пожалуйста, прочитайте слова Вильсона, старина, – сказал мне Рейс, показав, откуда читать.

– Я ничего не знаю о...

– Просто читайте, старина.

Я чувствовал себя по-дурацки и стал читать так, как, по-моему, должен был говорить Вильсон. Вмешался Зоннингер.

– Эй, вы!

– Да?

– Это не конкурс чтецов-декламаторов, – сказал он с легким европейским акцентом, – и не актерский показ. Просто читайте, пожалуйста, и больше ничего.

Я пожал плечами и дочитал до конца, словно читал экономический отчет. Они получили то, что хотели. Фрэнк Рейс и я прочитали наши роли Деревянными голосами. Кэти читала с чувством. Мне показалось, что она сделала это превосходно. Но сценарий, по-моему, был ужасным. Там было полно претенциозных поэтических выражений. Репетиция продолжалась до трех утра. Они ужасно ссорились, орали друг на друга и делали пометки в сценарии. Я не мог понять, как они переработали его. Если эта вещь окажется первым фильмом «Сьерра Продакшн», то акции киностудии не следовало бы покупать.

Второй раз на меня немного обратили внимание в понедельник около одиннадцати. Я купался и загорал на плите, когда Фрэнк Рейс осторожно спустился на пляж. Свое бледное узкое тело он натер кремом для загара. Он нес с собой пляжное полотенце и сценарий. Когда он положил их, я спросил:

– Эта вещь действительно так плоха, как мне кажется?

Он слегка испугался, затем улыбнулся.

– Они могут плохо читать, но хорошо играть, старина. Все довольны. И, извините меня, мы – профессионалы.