– Давай не будем, – просит она. – Мы вместе, спасибо и на том. Я живу тобой, будем благодарны за любую малость.

– А что дальше? – спрашивает он в который раз. – Я схожу с ума, ты с ним ночью, он тебя…

Получилось грубо, но образно, и его скрутило от ревности. Слово – сильное оружие. Он почувствовал ее пальцы на губах, она заставляет его замолчать.

Он вообще грубоват, незатейлив, что думает, то и говорит. Простой парень из предместья. Она – деликатнее, мягче…

– Нет, – сказала она. – Давно уже нет, у нас и спальни раздельные.

Он знает, что она врет, он ни капельки не верит ей, он ни за что не поверит… Ревность – о, это страшное ревущее чудище с зелеными глазами! Он проводит руками по гибкому длинному тонкому телу подруги, касается груди, ласкает, мнет… Она обвивается плющем, дальше – взрыв!

…Они лежат обессиленные, влажные, бездыханные. Разбросав руки, закрыв глаза.

– Я убью его, – говорит мужчина. Женщина молчит…

Он поворачивается к ней, хватает ее за плечо, притягивает к себе. Она вскрикивает от боли. Он испуганно отпускает – что? Присматривается и видит… синяки на плече, шее, спине… Она отпихивает его руки, хватает простыню, закрывается.

– Он тебя бьет? – глухой от ненависти и ярости голос.

Она тихо плачет, стараясь не всхлипывать. Они молчат. Он лежит, уставясь в потолок, сжимая кулаки, подыхая от ненависти, боли, любви.

– Он знает про нас, – говорит она безжизненным голосом. – Он меня убьет.

– Нет, – отвечает он. – Он тебя не убьет. Потому что я убью его первый. Молчи! Ты женщина, ты слабая. Решать буду я. Поняла?

Она покорно молчит…

Убийство старой дамы

Она оперлась плечом о стенку; лифт трясся и дребезжал, того и гляди оборвется. Приличный вроде дом, а лифт – барахло. Если бы не четвертый этаж да не сумки, то можно и пехом.

Она отперла дверь, грохнула сумки оземь, стала раздеваться. Потащилась на кухню, удивляясь, что Нина Владимировна не окликнула, не позвала, не потребовала доложиться. Перегрузила продукты в холодильник, включила электрочайник. И пошла к хозяйке с отчетом.

Она застыла на пороге гостиной, удерживая рвущийся из горла вопль. Ее хозяйка лежала на полу у дивана лицом вниз, и вокруг ее головы растекалась темная лужица крови. Длинная синяя кофта, широкие домашние брюки; разбросанные руки, на безымянном пальце левой руки обручальное кольцо. Вдова. Уже двадцать лет. Сдвинутый журнальный столик, упавшие на пол две книги и журнал – видимо, Нина Владимировна, падая, толкнула его. Завернувшийся угол ковра. Комната как сцена – много света, за окном – яркий солнечный день, гардины раздвинуты…

Дрожащими пальцами женщина – ее звали Елена Степановна – набрала номер, да так и осталась стоять, опираясь плечом о дверной косяк, стараясь не смотреть на неподвижное тело, распростертое на полу, и не решаясь уйти вон.