– Не то вы говорите, Алекс, – упрямо сказала Сара. – Эта ваша темная энергия слабо взаимодействует с веществом. Так слабо, что на Земле ее не обнаружили, верно?

– Верно. Не обнаружили.

– А по-вашему получается, что Хэмлин пользовался темной энергией так же просто, как я поднимаю чашку.

– Конечно. В нас это есть. В каждом. Нужно только понять, осознать, научиться…

– И вы хотите сказать, Алекс, что Хэмлин все вдруг понял, осознал и научился… как йог управляет своим телом, – управлять реальностью?

– Каждый из нас, – с жаром воскликнул Алкин, – может делать то же самое! Каждый, кто поймет, осознает и… да, научится. Как йог.

– Вы хотите сказать… – Сара смотрела на Алкина с каким-то чувством, которое он не мог определить. Страх? Неприязнь? Недоверие?

Что-то еще…

– Он поставил решающий эксперимент, – упрямо повторил Алкин. – Вы правы: он любил не Дженнифер, он любил физику.

– И себя в физике.

– Что? Да, наверно.

– Тогда он не покончил бы с собой, – покачала головой Сара. – Что-то здесь не вяжется.

Звякнул мобильник, тихая мелодия разлилась в воздухе, Сара достала из сумочки аппарат. Бакли? Интересуется, отчего невеста так долго не дает о себе знать? Ревнует?

– Нет, все нормально, – Сара скосила глаза на Алкина, и он демонстративно отвернулся. Ничего не вижу, ничего не слышу.

– Да, нашли, – говорила Сара – короткими предложениями, будто хотела быстрее закончить разговор. – Нет, ничего интересного. Едем назад. Часа через два. Что?

Сара замолчала и долго слушала, Алкину показалось, что и он понимает отдельные слова. Что-то вроде: «жду, люблю, надеюсь». Нашел время признаваться в своих чувствах. Не в первый раз, наверно.

– Да, об этом мы не подумали. Спасибо, папа, я тебе позвоню, – сказала Сара, заканчивая разговор.

Папа?

– Звонил отец, – Сара спрятала телефон и отодвинула в сторону тарелку с остатками запеканки. – Я ему вчера рассказывала, и он заинтересовался. Папа у меня – человек деятельный, а когда чем-то увлекается… Знаете, что он сделал?

– Нет, – пробормотал Алкин, чувствуя, как у него горят уши. Неприятно. Почему он решил, что звонит Бакли? Почему решил, что расслышал «жду, люблю»? Впрочем, может, и слышал – разве отец не может сказать это любимой дочери?

– Он позвонил Тайлеру и потребовал у него список – с адресами – всех пострадавших в тридцать шестом. Потом узнал телефоны в справочной. И позвонил каждому.

– Почему мы сами об этом не подумали? – воскликнул Алкин.

– Я была уверена, что все эти люди давно умерли.

– А они…

– Мэт Гаррисон жив, представляете? Ему девяносто два года, и он сейчас в доме престарелых в Грэфхеме. Это папе сказала женщина, которая купила у Гаррисона дом в Бакдене. Она, кстати, иногда его навещает и говорит, что старик в ясном уме и твердой памяти.

– И ваш отец…

– Позвонил в Грэфхем, конечно! К телефону Гаррисона не позвали, он спал. Он почти все время спит, возраст такой… Папа очень собой горд – рад, что сумел мне помочь.

– Простите меня, – сказал Алкин.

– За что? – удивилась Сара.

– Я подумал… Неважно.