Я сошёл с ума?

Конечно, нет. Психически больной человек никогда себя таковым не считает, это аксиома, но если такая мысль пришла мне в голову, значит, я всё-таки мог допустить, что… и следовательно…

Я вспомнил, что вечером у меня встреча с Лёвой на кафедре философии в Политехе. Это так или…

Так.

Можно приказать себе не вспоминать? Вообще. Из кабинета директора — я увидел — вышел Яшар, на ходу читая какую-то бумагу, скорее всего, бланк квартального отчёта. Сейчас шеф начнёт меня искать…

Я слез с подоконника и пошёл в двести десятую комнату, на двери которой висела табличка: «Лаборатория космической физики». Кто-то давно уже пытался затереть букву «с», не получилось, но всё равно слово выглядело нелепо и нарочито бессмысленно.

— Давай-давай, Миша, — встретил меня Яшар, — где у тебя графики распределений?

Я был невнимателен и в обсуждении допустил пару логических ляпов. Яшар решил, видимо, что я нездоров, и отправился по своим делам. Разговаривать с Наилёй и Исмаилом, сидевшими со мной в одном закутке, отгороженном от большой комнаты книжным шкафом, мне не хотелось, и, сославшись на то, что оставил в библиотеке недочитанный Astrophysical Journal, я отправился в садик за зданием Академии, где никогда никого не было, кроме драных уличных кошек, бродивших подобно теням мёртвых в Аиде.

До вечера я сидел на скамейке и занимался самым странным делом за всю свою жизнь — вспоминал и сравнивал.

Вспоминать по заказу можно только то, что уже много раз вызывал в памяти. Я вспомнил, как в восьмом классе мы с двумя приятелями поднимались через Английский сад в парк имени Кирова, где над городом возвышался простёрший правую руку к морю бывший партийный лидер республики. На одном из крутых подъёмов я неловко повернулся и покатился вниз, сломав руку. Вспомнил доброго доктора Ливанова, ставившего мне кость на место (перелом оказался со смещением) и при этом рассказывавшего смешную историю (которую я вспомнить не смог), чтобы мне было не так больно.

И ещё я вспомнил, как в том же восьмом классе ездил на зимние каникулы с семьёй двоюродного брата в Москву — в первый раз, — и столица произвела на меня такое впечатление, что я решил: после школы поеду поступать в МГУ. На любой факультет, где будет самый маленький конкурс, только бы жить и учиться в этом потрясающе прекрасном городе. Вспомнил, как дядя водил нас с Ильёй по музеям. Правда, не запомнил почти ничего из того, что видел, кроме огромного полотна Иванова «Явление Христа народу» в Третьяковке и египетских мумий в залах Музея имени Пушкина (Музея изящных искусств, как называл его дядя).

Я всё помнил, но, в то же время, точно знал, что в Москву первый раз попал после второго курса университета. Поступать в МГУ не поехал, мне и в голову прийти не могло, что смогу учиться в столице. Поступил на наш родной физфак и не жалел об этом до самого распределения.

И ещё вспомнилось, как в две тысячи четвёртом году сидел без работы, «Хасид» неожиданно закрылся — у американского спонсора кончилось терпение, десять лет он издавал журнал себе в убыток, — и мне было плохо, я не знал, чем себя занять. У Иры в то время были на службе запутанные отношения с начальством, и ей тоже грозило увольнение. Я не понимал, как мы выживем, но неожиданно позвонил Игорь, журналист, которого я знал ещё по Баку, и предложил пойти во «Время новостей».