|
Пациент начинает относиться теперь к аналитику просто как к постороннему человеку, предъявляющему к нему неприятные требования, и ведет себя с ним совсем как ребенок, который не любит чужих и ни в чем им не верит. Если аналитик попытается продемонстрировать пациенту то или иное искажение, совершаемое в защитных целях, и его скорректировать, то обнаружит, что тот непонятлив и невосприимчив к добротным аргументам. Стало быть, и в самом деле существует сопротивление раскрытию сопротивлений, а защитные механизмы действительно заслуживают того названия, которое мы им дали в самом начале, прежде чем они были более детально исследованы; речь идет о сопротивлениях не только осознанию содержаний Оно, но и анализу в целом, и, следовательно, излечению.
Действие защит в Я мы можем, пожалуй, обозначить как «изменение Я», если понимать под этим дистанцию от фиктивного нормального Я, которое обеспечивает нерушимый и верный союз в аналитической работе. Теперь легко поверить в то, о чем свидетельствует повседневный опыт: там, где речь идет об исходе аналитического лечения, многое зависит от того, насколько прочно и глубоко укоренены эти сопротивления изменению Я. Мы снова здесь сталкиваемся со значением количественного фактора, нам снова напоминают, что при анализе можно использовать лишь определенное и ограниченное количество энергии, которое будет противостоять враждебным силам. Похоже, что победа и в самом деле обычно на стороне того, у кого более сильные батальоны.
VI
Следующий вопрос звучит так: всякое ли изменение Я – в нашем смысле – приобретается в защитной борьбе в раннем детстве. В ответе можно не сомневаться. Нет причины оспаривать существование и значение первоначальных, врожденных различий Я. Об этом свидетельствует уже тот факт, что каждый человек делает свой выбор среди возможных защитных механизмов, всегда использует лишь некоторые, причем каждый раз одни и те же. Это указывает на то, что каждое отдельное Я с самого начала наделено индивидуальными диспозициями и тенденциями, хотя мы пока еще не можем сказать, что они собой представляют и чем они обусловлены. Кроме того, мы знаем, что различие между унаследованными и приобретенными свойствами не может достигать степени противоположности; важной частью унаследованного является, разумеется, то, что было приобретено предками. Когда мы говорим об «архаическом наследии», мы обычно имеем в виду только Оно и, вероятно, предполагаем, что в начале жизни индивида Я еще не существовало. Но мы не должны упускать из виду, что первоначально Оно и Я едины, и не будет никакой мистической переоценки наследственности, если мы считаем правдоподобным, что в еще не существующем Я уже заложено то, какие линии развития, тенденции и реакции проявятся в дальнейшем. Психологические особенности семей, рас и наций даже в их отношении к анализу не допускают никакого другого объяснения. Более того, аналитический опыт заставляет нас убедиться, что даже определенные психические содержания, такие, как символика, не имеют других источников передачи, помимо наследования, а различные этнологические исследования наводят нас на мысль о наличии в архаическом наследии и других, столь же специализированных остатков раннего человеческого развития. С пониманием того, что свойства Я, которые мы ощущаем как сопротивления, могут быть и обусловлены наследственностью, и приобретены в защитной борьбе, топическое разделение, будь то Я или Оно, лишается большой части своей ценности для нашего исследования. Следующий шаг в нашем аналитическом опыте приводит нас к сопротивлениям другого вида, которые мы уже не можем локализовать и которые, по-видимому, зависят от фундаментальных отношений в психическом аппарате. Я могу привести лишь несколько примеров этого рода, область в целом пока еще обескураживающе незнакома и недостаточно изучена. Встречаются, например, люди, которым хочется приписать особую «клейкость либидо». |
