Однако большинство этих пожилых дам являются частью перманентного пейзажа Лас-Вегаса. Вот они заходят в «Голден Наггет» или в «Мятное казино» со своими чеками «социальной защиты» или с пенсионным чеком от телефонной компании штата Огайо, отоваривают его в кассе казино, берут бумажный стаканчик и натягивают рабочую перчатку «айрон бой», после чего исчезают в рядах игральных автоматов и принимаются задело. В частности, я припоминаю разговор с другой Эбби — шестидесятидвухлетней вдовой коренастого телосложения, напоминавшей сверху донизу пожарный гидрант. Прожив двенадцать лет одна в Кэнноне, что в штате Огайо, эта Эбби перебралась в Лас-Вегас, чтобы жить здесь со своей дочерью и ее мужем, армейским служащим.
— Их так радовала эта перспектива, — сказала она. — Просто удивительные лицемеры. Знаете, дочка все время говорила: «Мамочка, как бы нам хотелось, чтобы ты с нами здесь жила, только мы боимся, что тебе это не понравится. Ведь это практически приграничный город». Тогда я и говорю: «Что ж, если вам лучше, чтобы я не приезжала…» — «О нет!» — восклицает она. Хотела бы я знать, что в то время говорил ее муж. Он зовет меня «мамой». В общем, как только я оказалась здесь, они прикинули, что я могу стать отличной няней, мыть посуду, вытирать пыль и орудовать шваброй. В общем, хорошо устроились, мерзавцы. И вот в один прекрасный день я зачем-то отправилась в город и просто решила поиграть — посмотреть, что за автоматы такие. Это так забавно — я просто не могу вам этого описать. Кажется, я проиграла. Совсем немножко. Но их чуть удар не хватил. «Бога ради, бабушка» — и тому подобное. Они всегда говорят «бабушка», когда мне полагается «действовать соответственно моему возрасту» или проползать в половую щель. Что ж, скажу вам, играть гораздо лучше, чем сидеть с утра до ночи в их захудалом маленьком домишке. Игровые автоматы — они меня вроде как захватывают. Нет, не могу этого объяснить.
Детоподобная мания величия азартной игры, разумеется, пошита из той же ткани, что и мания величия всего этого города. И, как дети освобожденной коры головного мозга, старики и старушки, подобно всем остальным, круглые сутки носятся вверх-вниз по Стрипу. Вовсе не случайно, что большая часть увеселений в Лас-Вегасе, особенно пожилые исполнители с гитарами в коктейль-залах, напоминает пожилому человеку о его славном прошлом, когда двадцать пять лет тому назад у него не было ни денег, ни духовной свободы, чтобы во все это ввязаться. В больших театрально-обеденных залах в «Дезерт Инн» и «Пэйнтед Дезерт Рум» представление Эдди Фишера все продолжается, и он по-дружески обращается к румяному старичку за столиком возле сцены: «Знаешь, Мэнни, тебе не стоит сидеть так близко — честное слово, Мэнни, ты сам знаешь, ведь ты здесь как раз за этим», — а Мэнни буквально лучится испугом. Однако в коктейль-зале, где идея главным образом заключается в том, чтобы поддерживать ход кутежа, есть Хью Фарр, одна из звезд другой эпохи на Западе, сочинитель двух из пяти западных песен («Прохладная вода» и «Перекати-поле»), которые Библиотека Конгресса записала для потомства, еще когда он играл на скрипке вместе с «Сынами пионеров». И теперь благодаря морщинам вокруг глаз Хью Фарр напоминает пожилого китайского ученого, однако носит он белый смокинг и голубые кожаные сапожки, его печальная старая скрипка посредством электрического шнура воткнута в сеть, а его группа теперь называется «Деревенские джентльмены». И там также есть Бен Блю, на вид совсем как восковая декорация для водевиля, то и дело приподнимающий широкополую соломенную шляпу, обнажая все скульптурные качества своего черепа. А в коктейль-зале «Фламинго» (Элла Фицджеральд поет там в главном помещении) есть Гарри Джеймс, на вид старый, маленький и плотный, облаченный в один из тех итальянского стиля игрушечных костюмов для шоу-бизнеса. |