Я же с нескрываемым любопытством разглядывала происходящее. А происходило там следующее — по припаркованным вдоль дороги автомобилям негромко стучали дождь и голые пятки… прыгающего по капотам мужчины! Рядом бежала какая-то тетка, намереваясь объемистой сумкой свалить «хулигана и развратника», как она громко оповещала двор.

Развратник, зажав в правой руке «орудие разврата», как назвала его визжащая рядом тетка, проскочил еще две машины и сиганул в грязную «девятку», негромко журчащую двигателем возле мусорных баков. Туда же прыгнул парень с видеокамерой, бежавший все это время по другой стороне тротуара и снимавший неожиданный для жильцов «аттракцион».

— Извращенец, урод, поймаю, оторву! — орала тетка, успев засадить своим сумарем по бамперу «девятки», прежде чем та, взвизгнув шинами, рванула прочь. Во двор уже выбегали владельцы «оскверненных» автомобилей, громко матерясь.

— Ир, что это? Ты видела? — изумленно повторила я, а сестрица, жестами попросив воды, продолжала хохотать.

Я сбегала на кухню и принесла огромную кружку, с трудом подавляя желание вылить ее на рыжую голову сестры.

— На, — я протянула ей воду. Ирка шумно выпила, три раза икнула и наконец заговорила:

— Ой, не могу!

И снова повалилась на спину в новом приступе хохота. Я покосилась на обои — нет, они все-таки сегодня отклеятся окончательно!

— Ир, «Улетное видео» — это, конечно, смешная передача, но сколько можно-то! В чем дело? — рявкнула я, хватая ее за плечи. — Ира!

Сестрицын взгляд посветлел, она вытерла слезы и выдавила:

— Это же Вадик! Не могу!

— Моги! — я не дала ей снова впасть в помешательство на фоне мужских причиндалов и волосатых икр, промелькнувших, подобно ветру, всего несколько минут назад, и уже гораздо нежнее попросила: — Ирочка, ну будь человеком, скажи нормально! Ты его знаешь? Знаешь, да?

— Конечно, знаю! — удивилась Ирка. — Говорю же — это Вадик! Опер!

Ах, ну теперь-то мне все ясно окончательно и бесповоротно! Вадик-опер! На спецзадании!

— Это был… следственный эксперимент? — догадалась я и тут же испугалась, поскольку моя версия заставила Ирку снова сморщиться, взявшись за щеки:

— Перестань! Не могу больше!

— А я что? — возмутилась я. Это не я прыгала по капотам голая в Иркином дворе!

— Вадька ужасно любит спорить. Ужасно! — Ира икнула, но голос был уже вполне нормальным. — Когда я прессовала его по поводу пропавшего «дела», он клялся-божился, что совершенно не при делах, извини за тавтологию, и предложил поспорить, — она судорожно вздохнула и снова хихикнула.

— И?.. — подбодрила я, подаваясь вперед. Даже Майбах пришел и уселся неподалеку, презрительно сверкая зелеными глазищами.

— Что и? Он проиграл! А спорили мы на желание! — Ира опять засмеялась.

— Как это проиграл? — я даже привстала. — Это же Майбах, то есть Любовь Яковлевна, то есть…

— Юля! Ты рассуждаешь, как дилетант! — Ирка с удовольствием потянулась. — Как это ни при чем? Да, он не брал его и не продавал Воблину, но! Именно Вадик оставил «дело»… в пределах досягаемости котенка! Виноват? Виноват! — она счастливо засмеялась. — А раз виноват — значит, проиграл!

— Это было твое желание? — с содроганием спросила я, выглядывая в окно. Возле нескольких машин все еще возмущенно гудели какие-то местные жители.