— Ты недоволен, что тебе не достался пистолет?

При этих словах в душе Марчелло вновь вспыхнула жадная надежда на обладание желанным предметом. В конце концов, подумалось ему, очень может быть, что еще ничего не потеряно. Он ответил искренне:

— Конечно, недоволен.

— Значит, — сказал Лино, — если бы я тебе назначил свидание на завтра на тот же час, что и сегодня… ты бы пришел?

— Завтра воскресенье, — рассудительно ответил Марчелло, — но в понедельник — да, мы могли бы встретиться на бульваре, на том же месте.

Лино помолчал. Потом неожиданно воскликнул громким, жалобным голосом:

— Не разговаривай больше со мной… не смотри на меня… и если в понедельник в полдень ты увидишь меня на бульваре, не слушайся меня, не здоровайся со мной… ты понял? "Что это с ним?" — с легкой досадой подумал Марчелло и ответил:

— Я вовсе не собираюсь снова с тобой встречаться… ты сам привез меня сегодня к тебе домой.

— Да, но больше это не должно повторяться никогда, — с силой сказал Лино, — я знаю себя и уверен, что сегодня всю ночь буду постоянно думать о тебе… и в понедельник буду ждать тебя на бульваре, даже если сейчас решил этого не делать, я знаю себя… но ты не должен обращать на меня внимания.

Марчелло ничего не сказал. Лино продолжал с прежним неистовством:

— Я буду думать о тебе всю ночь, Марчелло… и в понедельник буду на бульваре с пистолетом… но ты не должен обращать на меня внимания.

Он все время повторял одну и ту же фразу, и Марчелло с холодной и наивной проницательностью понял, что на самом деле Лино хочет назначить ему свидание. Лино, помолчав, снова спросил:

Ты понял?

— Да.

— Что я сказал?

— Что в понедельник будешь ждать меня на бульваре.

— Я сказал тебе не только это, — с болью проговорил Лино.

— И что я, — закончил Марчелло, — не должен обращать на тебя внимания.

— Да, — подтвердил Лино, — ни в коем случае. Если увидишь, что я буду звать тебя, умолять, ехать за тобой на машине, обещать тебе все, что ты захочешь, ты должен идти своей дорогой и не слушать меня.

Марчелло, потеряв терпение, ответил:

— Хорошо, я понял.

— Ты ребенок, — сказал Лино, переходя от гнева к нежности, — и не сможешь противиться мне… увидишь, так и будет… ты ребенок, Марчелло.

Марчелло оскорбился:

— Я не ребенок, я мальчик, и потом, ты меня не знаешь.

Лино вдруг остановил машину. Они были еще на дороге среди холмов, у высокой крепостной стены, впереди виднелся вход в ресторан, украшенный бумажными фонариками. Лино повернулся к Марчелло.

— Ты правда откажешься поехать со мной? — спросил он с какой-то болезненной тревогой.

— Разве ты сам не просил меня об этом? — заметил Марчелло, теперь понявший правила игры.

— Да, верно, — в отчаянии воскликнул Лино, трогая автомобиль с места, — да, верно… ты прав… это я, безумец, я тебя об этом прошу… я сам.