Маг высокомерно усмехнулся, по привычке меряя неспешными шагами пространство между алтарем и распахнутыми настежь окнами. Сейчас он был спокоен и собран; он не думал о походе на юг и о зеленоглазой женщине с далекого острова – он готовился отстаивать свою жизнь и свою власть. Ноздри его крупного носа раздувались, темные глаза под кустистыми бровями грозно поблескивали, пальцы непроизвольно шевелились, то ли стискивая чье-то горло, то ли чертя в воздухе колдовские знаки.

    «Не надо ни медведей, ни обезьян, ни прочей живности, – думал Гор-Небсехт. – Гораздо лучше обратить обоих пришельцев в камень… Да, в холодный камень, черный и гладкий! Изваяние киммерийца он поставит рядом с алтарем, чтобы любоваться статуей всякий раз, когда будет в этом чертоге… А серокожего, быть может, и оживит… потом, спустя несколько дней после схватки… Из него получится хороший слуга и страж; не стоит пренебрегать бойцом, который может справиться с десятками опытных воинов. Но сперва серокожему нужно обучиться покорности и побыть здесь, в обширном и сумрачном зале, около статуи киммерийца».

    Поразмыслив, Гор-Небсехт принял именно такое решение. Что касается самой магической процедуры, превращавшей живую плоть в камень, то ее он помнил еще с тех дней, когда проходил ученичество в Стигии. Подобных ритуалов имелось несколько; все они в чем-то были сходны, отличаясь лишь деталями и произносимыми словами.

    Например, Проклятие Сета…

    Губы мага шевельнулись, и под сводами зала прозвучали древние строфы:

    Да будут члены твои камнем,

    Да уподобятся они недвижным утесам,

    Да скует их холод Вечной Бездны -

    Так говорит Бог над богами,

    Великий Змей Вечной Ночи,

    Отец Зла, Владыка Смерти,

    Властелин, не знающий жалости…

    «Отчего же не воззвать к Сету и древней стигийской мудрости», – подумал Гор-Небсехт. Хоть сам он отрекся от почитания Великого Змея, но не стал служить никому другому… никому, кроме себя самого. Так что Змей поможет ему во всяком черном деле – недаром же он зовется Владыкой Смерти и Прародителем Зла!

    Существовали еще и могучие заклятия Окаменения, Забвения и Развоплощения; их Гор-Небсехт тоже знал и помнил. Словно желая проверить себя, он зашептал, стараясь не сотворить ненароком жеста, освобождавшего магическую силу чар:

    Если ты смертен, рассыпься прахом;

    Если бессмертен, спи в объятиях вечности;

    Если ты дух, развейся по ветру;

    Если ты призрак, вернись на Серые Равнины.

    Пусть имя твое сотрется из памяти людской,

    Пусть боги и демоны забудут о тебе,

    И свет солнца, луны и звезд

    Не коснется больше твоей плоти.

    Слова эти были острее мечей, смертоносней копий. Разве киммериец устоит против них? Не устоит! И быть ему камнем!

    Гор-Небсехт рассмеялся – холодным презрительным смехом гордеца, нацелившего нож в глотку врагу. Ничтожному врагу!

    Итак, киммериец станет камнем. Потом придет время расправиться с Эйримом, сделать так, чтобы Высокий Шлем был не столь высок. А потом…

    Наконец он дал себе волю и погрузился в мечты о зеленоглазой женщине, о рыжей ведьме с далекого острова.

    * * *

    «Очнись, – раздался беззвучный голос Трикси, – очнись! Время идет, а ты не решил, что будешь делать!»

    Ким вздрогнул.