— А где нам взять большой пирог? У Ли Чонга продаются только пирожные.

Хьюги, вдохновленный недавним успехом, опять внес предложение.

— Пусть Эдди испечет торт, — сказал он. — Он ведь когда-то работал поваром в Сан-Карлосе.

Предложение было встречено с таким восторгом, что Эдди пришлось признаться, что тортов он в жизни не пек.

Мак внес в разговор о торте сентиментальную нотку.

— Доку было бы очень приятно, — сказал он. — Домашний торт — это не какой-нибудь вонючий покупной. В домашний торт душу вкладываешь.

Чем ближе к вечеру, тем меньше оставалось виски и тем сильнее ребят разбирал азарт. То и дело кто-нибудь бежал к Ли Чонгу. Один мешок опустел, зато в ящике Ли становилось все многолюднее. К шести часам виски был прикончен, перешли на тенисовку, платя за бутылку пятнадцать лягушек. На полу уже высилась гора гофрированной бумаги, из которой можно было наделать украшений для всех нынешних и забытых праздников.

Эдди следил за огнем в плите как мать-наседка. Он пек в тазу торт. Рецепт торта взяли с банки фритюра, фирма гарантировала кулинарам полный успех. Но торт с самого начала повел себя очень странно. Когда тесто было готово, оно вдруг запыхтело и стало корчиться, как будто внутри извивались змеи, и когда его посадили в духовку, на нем стал дуться пузырь; достиг размеров бейсбольного мяча, натянулся, заблестел и вдруг с шипением лопнул. На поверхности торта образовался глубокий кратер, Эдди сделал еще немного теста и заполнил дыру. На этом странное поведение торта не кончилось: низ скоро начал гореть и дымиться черным, а верх вздымался и опадал как резиновый, то и дело постреливая. Когда Эдди поставил его остывать, он напоминал собой одну из миниатюр Белли Геддеса, изображавшую поверхность лавы, рябую, как лицо, изрытое оспой.

Этому торту явно не повезло: пока ребята украшали лабораторию, Милочка выела из него, что могла, потом ее тут же вырвало, и она улеглась спать прямо на теплое еще тесто.

А Мак с ребятами взяли гофрированную бумагу, маски, палки от половых щеток и тыквы из папье-маше, красные, белые и синие ленты и двинулись через пустырь и улицу к лаборатории. Остатки лягушек они истратили на кварту Старой тенисовки и два галлона вина, цена которого сорок девять центов бутылка.

— Док любит вино, — сказал Мак. — Думаю, он любит вино больше виски.

Док никогда не запирал лабораторию. У него была теория, что если кто захочет к нему влезть, он влезет, несмотря на запоры, что человек по природе своей честен, а главное — в лаборатории было мало того, на что позарился бы простой смертный. Ценными вещами были книги и пластинки, хирургические инструменты, оптические стекла и все в том же духе — словом, то, на что уважающий себя взломщик смотреть не станет. Применительно к ворам, грабителям и клептоманам эта теория работала, но Док не учитывал друзей. Книги у него часто зачитывались; вернувшись домой, он не находил ни одной банки бобов, но зато мог найти у себя в постели нежданного гостя.

Украшения сваливали в кладовку, и вдруг Мак остановил ребят.

— Что может особенно порадовать Дока? — спросил он.

— Вечеринка! — сказал Элен.

— Нет, — помотал головой Мак.

— Украшения, — предположил Хьюги, он чувствовал за них особую ответственность.

— Нет, — опять сказал Мак. — Лягушки, — вот что должно по-настоящему обрадовать Дока. А ведь может случиться, что к его приезду Ли запрет лавку и Док увидит лягушек не раньше утра.