Мог(ла) наблюдать за ним через скрытые камеры все это время. Или находиться за тысячи миль — дистанционный оперативник, служащий лишь для управления одним-единственным агентом.
Контроль не мог припомнить о тех разах ничего особенного, кроме голой информации, но от разговоров с Голосом ему становилось не по себе. Набирая номер, после того как выглянул в коридор — нет ли там кого, — и запирая дверь, он взмок как мышь. Ни мать, ни Голос не говорили, чего именно ожидают от каждого рапорта. Мать сообщила, что Голос может отстранить его от должности без согласования с ней. Вряд ли это правда, но Контроль решил пока что принять это на веру.
Голос, как всегда, был хриплым и искаженным фильтром. Маскировка сугубо из соображений безопасности или потому, что Контроль может опознать его? «Вероятно, ты никогда не узнаешь принадлежность Голоса, — сказала мать. — Выбрось этот вопрос из головы. Сосредоточься на том, что находится непосредственно перед тобой. Делай то, что умеешь лучше всего».
Но что именно? И каким образом отразится в Голосе мнение, что он хорошо справляется? Контроль уже начал представлять Голос в образе мегалодона или еще какого-то левиафана, сидящего в мозговом тресте, в аквариуме, заполненном соленой водой, в подвале некой сверхсекретной спецслужбы, столь сверхсекретной и столь специальной, что никто не упомнит ее назначения, хоть все и продолжают разыгрывать ее ритуалы. Вообще-то это мозговой стресс. Или мозговой секс. Хотя Голос или мать вряд ли удостоят это хоть смешком.
Голос пользовался настоящим именем Контроля, чем поначалу его озадачил, словно он вжился в роль Контроля настолько глубоко, что другое имя теперь принадлежит кому-то другому. Он никак не мог удержаться, чтобы не стучать указательным пальцем левой руки по промокашке на столе.
— Докладывайте, — распорядился Голос.
— Каким образом? — незамедлительно и глупо отреагировал Контроль.
— Лучше бы словами, — прохрустел Голос, будто гравий под сапогами.
Контроль пустился в резюме своего опыта на данный момент, взявшего свое начало всего лишь как резюме с полученного им резюме по положению дел в Южном пределе.
Но где-то посередине начал терять темп — докладывал он уже о жучках в кабинете или нет? — и Голос перебил его:
— Расскажите об ученых. Расскажите о научном отделе. Вы с ними сегодня встречались. Каково состояние дел там?
Любопытно. Означает ли это, что у Голоса есть еще пара глаз внутри Южного предела?
Так что он рассказал Голосу о посещении научного отдела, однако мнение свое изложил в дипломатичных выражениях. Отчитывайся Контроль перед матерью, он бы сказал, что ученые в полном раздрае даже для ученых. Начальник отдела Майк Чейни был коренастым белым толстяком лет пятидесяти с хвостиком, в мотоциклетной куртке, футболке и джинсах, с коротко стриженными седыми волосами и зычным, жизнерадостным голосом. Его акцент, принесенный с севера, порой расслабленно растекался подхваченными у южан тягучими интонациями. Складки в углах рта будто сговорились с низвергающимися бровями превратить его лицо в «икс», с каковым роком он неустанно сражался, все время улыбаясь.
Его заместительница Синтия Дэвидсон, заодно еще и физик, — тощая, как стайер, но на самом деле пустившая весь свой избыточный вес в табачный дым. Она со скрипом передвигалась в красной плиссированной блузке с короткими рукавами и обтягивающих коричневых вельветовых брюках с широченным кожаным ремнем. Большую часть всего этого прикрывал поношенный черный деловой жакет, возраст которого выдавали огромные накладные плечи. Рука ее, протянутая для пожатия, отделаться от которого Контроль по первому разу не мог, напоминала холодную дохлую рыбу.
Впрочем, на Дэвидсон способность Контроля усваивать новые имена и исчерпалась. Он рассеянно кивнул химику-исследователю, равно как штатным эпидемиологу, психологу и антропологу, тоже втиснувшимся в крохотный конференц-зал для знакомства. |