Аямэй целует его, обнимает, прижимается всем телом и убегает куда-то. Потом возвращается. Краснея, садится напротив него.

— Ты вернулся утром?

— Да.

— Работал сегодня?

— Да.

— Устал?

— Нет.

— Почему ты не дал мне приготовить ужин?

— Я все заказал в ресторане по дороге. Так быстрее.

— Ты какой-то странный сегодня… тебе грустно. Почему?

— Мне грустно? Может быть… Устал немного.

— Я сделаю тебе массаж.

Она встает и склоняется над ним сзади. Мнет его плечи, обхватывает руками голову. Он не противится, позволяя пальцам китаянки гладить его виски, закрывает глаза. Ему хочется быть с ней ласковым. Хочется рассказать ей о своей поездке. Хочется поделиться с ней всем, что он увидел, узнал, пережил с рождения до сегодняшнего дня. Хочется рассказать о необыкновенных людях, с которыми он встречался, о странных женщинах, которыми прельщался. Хочется рассказать, сколько раз он рисковал и каких избежал опасностей. Он бы и не солгал. Разве что преувеличил бы, немного приукрасил факты, чтобы поразить ее. Увидеть бы, как округлятся ее глаза, услышать ее смех и восторженные ахи. Пусть она сойдет с ума от восторга.

Увы, он не герой. Ему не хватает мужества даже признаться самому себе, что он счастлив, когда она его массирует. До кончиков ногтей он чувствует негу, но принять это блаженство не имеет сил.

Подняв руку, он перехватывает ее запястье. С его губ срывается ложь:

— Сегодня день рождения моей матери. Я хочу отпраздновать его с тобой.

Запрокинув голову, он смотрит на приближающееся лицо Аямэй. Ее черные глаза жгут его.

— Я счастлива, что мы отпразднуем его вместе.

Ему тоже хочется улыбнуться. Но он хмурит брови и говорит ворчливо:

— Сядь. Давай поужинаем. Я проголодался.

Сидя напротив него, она щебечет, не скрывая радости от встречи, и вертится, как девчонка.

— Тебя так долго не было! Я думала о тебе. Каждую минуту, каждую секунду. Что ты делал? Где был? Ты там хорошо спал? Что тебе снилось? Ты изменил мне с хорошенькой стюардессой? Я ревновала, воображала себе такое… Но это не страшно. Ты же говорил мне, что истинная любовь свободна от собственничества. Я должна этому научиться. Чтобы соответствовать тебе. Каждый день я ждала твоего звонка. А ты ни разу не позвонил. Как сгинул! Я так испугалась, напридумывала, что с тобой произошел несчастный случай, или тебя похитили, или «Земной Мандат» велел тебе остаться в Азии и я больше никогда тебя не увижу. Я страдала из-за тебя. — Она вздыхает и улыбается: — Это было так приятно…

Ему хочется смотреть на нее влюбленно. Хочется сказать ей, что он тоже о ней думал, может быть, не каждую секунду, но по нескольку раз за день, и даже побывал в Китае, и привез ей Миня. Но голос снова становится палачом его мысли. Он цедит сквозь зубы:

— Я никогда не звоню из командировок.

Лицо Аямэй мрачнеет, но тут же снова расцветает улыбкой.

— Ты прав. Нас могли прослушивать.

Почему она так ласкова? Разве можно влюбиться в такую мразь, как Билл Каплан? Его голос леденеет:

— Однажды, может статься, я уеду навсегда.

Ее глаза устремлены на жареную курицу.

— Я знаю, но… — Она закусывает нижнюю губу. И вдруг выпаливает: — Сегодня ты здесь! Я хочу насладиться этим сполна! Не хочу ни о чем жалеть завтра, когда ты уедешь. Я не боюсь разлуки, Джонатан. Жизнь состоит из разлук.

Он взволнован и невольно завидует мужеству этой женщины. Она влюблена в человека, который и сам себя не любит.

— Когда я впервые увидела тебя у лифта, — начинает она робко, но отчетливо выговаривая каждое слово, — ты сразу покорил меня! Джонатан, ты подарил мне немного радости! Твое лицо, твой голос, твоя кожа не давали мне покоя! Почему я решилась украсть бумаги у Филиппа Матло? Почему переспала с ним, не испытывая к нему ни тени чувства? Я тебе кое в чем признаюсь.