Впрочем, наш герой государем никогда не станет. Где же он? Неужто за книжками, твердит уроки? Нет, нет и нет. На день ангела родители преподнесли ему два набора солдатиков, конных и пеших, со знаменами, алебардами, маленькими шашками в руках. А бабушка подарила крошечную сабельку в ножнах с чеканкой. Великий князь расставлял солдатиков на полу одной из просторных зал Зимнего дворца, сабельку привязывал к поясу — шагом марш! Обожавшему те же игрушки дедушке Петру III, гонимому папиньке Павлу Петровичу — здравия желаем! Солдатики не воевали, солдатики только учились, маршировали, держали равнение, застывали на холодном ветру плаца, как вкопанные. Воевать ни к чему, война портит войско, а войско у Константина Павловича образцовое. Тут-то и появлялся скучный наставник, неприятно подшучивал над главнокомандующим и его вышколенной армией, говорил про уроки, успехи, невежество — отвлекал.

Константина Павловича посадили в один класс с Александром — и обрекли навсегда. Отныне он был при старшем. Год и семь с половиной месяцев для столь нежного возраста — разница изрядная, первоклашку заставляли учиться вместе с третьеклассником. Но не в том только заключалась беда — Александр был не просто старшим, Александр был вообще другим, а до индивидуального подхода к ученику ни Локк, ни Руссо не додумались. Братья же разнились во всем.

Михаил Никитович Муравьев, преподаватель российской словесности, объяснял юным ученикам, что есть падежи, и велел им просклонять в тетради любое слово. Именительный. Кто? Селянин. Родительный. Кого? Селянина. Дательный. Кому? Селянину. Это выводит аккуратным полудевическим почерком Александр. А рядом торопится краснощекий Константин, ему эти селяне были, понятно, смешны. Именительный. Кто? Солдат. Дательный. Кому? Солдату… Вот кто, кому он был всю жизнь предан, вот кого только и любил по-настоящему, вот с кем не считался, но о ком вместе с тем и заботился — в меру своих представлений на этот счет. Однажды, когда Николай Салтыков, увещевая разбушевавшегося Константина, привел ему в пример августейшего старшего брата, Константин резко ответил: «Он царь, а я солдат, что мне перенимать у него?» Князь Долгорукий для забавы великих князей обучил военной экзерциции солдатских детей и привозил потешный отряд и в Петербург, и в Царское Село. Константин обожал это развлечение, но особенно счастлив бывал, когда его ставили в одну шеренгу с юными солдатами и учили маршировать наравне с ними.

Вот в чем заключалась педагогическая ошибка законодательницы педагогических мод. Константину, безусловно, следовало преподавать иначе, чем Александру, в другом темпе, другим тоном, возможно, иным учителям и даже иные предметы. Между тем учителя были одни и те же — кроме Лагарпа и Муравьева, экспериментальную физику мальчикам преподавал академик В.Л. Крафт, биологию — знаменитый путешественник, академик Петер Симон Паллас, математику и военное дело — штык-юнкер Ефим Войтяховский, а до этого Шарль Массой. Одописец и грек Георгий Балдани обучал Константина премудростям греческой грамматики. Личным воспитателем великого князя в 1784 году был назначен Карл Иванович Остен-Сакен. Современники хором говорят о нем как о человеке сомнительных убеждений и нравственности, глупом, беспринципном, не способном внушить уважение не только строптивому Константину Павловичу, но и вообще, кажется, никому. Так что Сакгн составил Салтыкову отличную компанию.

На уроках Лагарп, не скрываясь, делал ставку на будущего государя. Его отношения со старшим воспитанником складывались идиллически, Александр перед Лагарпом благоговел. Но даже он на уроках любимого, но слишком педантичного, суховатого учителя позевывал. Что уж говорить о порывистом и непоседливом младшем брате. Отчеты Лагарпа Салтыкову об успехах Константина — бесконечный, сдержанный стон, диалог двух упрямств, одинокий и бессильный голос воистину вопиющего в пустыне, потому что кроме Лагарпа перечить Константину Павловичу никто не смел.