— Вчера пришел в себя, — хмуро сообщил Берт, помешивая деревянной ложкой кашу, в которую щедро плеснул молока. — Все были уверены, что не встанет. Ксен даже красные свечи приготовил, что после погребения старого господина остались.

Кухарки переглянулись и разочарованно вздохнули.

— Жалко старого конта. Неплохой господин был. — Райка осенила себя щепотью Ирия. — Ежели конт Алан помрет, кто хозяином будет?

— Госпожа Храму все отпишет, вот посмотрите, — прошептала одна из женщин. — Она на нашего ксена как на Ирия смотрит. Как господин этого не замечает?

— А может и замечает, да не вмешивается, — заговорщицки подмигнула та молодка, что налила Берту молока. — Господин наш мужчина видный да силой не обделен, но, говорят, к госпоже только в сильном подпитии ходит.

— Ты не болтай глупостей! — прикрикнула на нее Райка. — Не наше это дело. Берт, расскажи про кира Алана.

— Речь забыл, вообще забыл, — поделился новостями Берт. — Говорить заново учится. Лекарка сказала, что такое бывает, когда кровь дурная в голову ударяет. Как очнулся — долго смотрел по сторонам, словно соображая, где находится. А как жену свою увидел, так сознание и потерял.

— Небось от счастья, — хихикнула одна из кухарок, озорно блеснув глазами. — А ксен что говорит? Не вселился ли в нашего господина дух анчуты? — И она осенила себя щепотью Вадия. Солнце только — только из — за моря подниматься начало, а значит, Темный может еще и нашкодить. В тесто плюнуть али молоко закислить. Лучше и его умаслить. — Неужто ксен ничего не сказал?

— Кусь признала хозяина, — коротко сообщил Берт. Кухарки понятливо кивнули, тау чуяли человека и если он становился одержимым, всегда могли распознать. — Господин от еды вчера отказался. Вы бы сегодня приготовили его любимое. Странный он какой — то, как бы беды не было, — пробормотал Берт, и они с Райкой многозначительно переглянулись.

* * *

Виктория в это время тоже не спала. Она пыталась справиться с начинающейся депрессией, зная, стоит поддаться хандре и остановиться будет сложно. Лучший способ борьбы с угнетенным состоянием — это злость. Но разозлиться никак не получалось. А вот выть хотелось, и поводов для этого было предостаточно. Во — первых, она почувствовала всю прелесть утренней эрекции, что вызвало у нее когнитивный диссонанс. Сходить в туалет получилось с большим трудом и, что самое ужасное, — она совершенно не знала, что с этим делать! Да и делать ничего не хотелось! Ей было противно дотрагиваться до себя, новое тело вызывало отвращение. А ведь с ним придется жить долгие годы!

Конт Валлид заскрипел зубами и со злостью стукнул кулаками по кровати. Как можно с этим смириться?

Во — вторых, хотелось в туалет по большому, но она представить себе не могла, как это происходит в этих условиях. Может быть, тоже на соломку?

На бледном лице лежащего на подушках мужчины появилась гримаса отвращения.

Лучше потерпеть, а там ведро потребовать. Ведра у них есть?

В-третьих, жутко чесалась грязная голова, а еще она обнаружила на себе блоху, и это усугубило и без того отвратительное настроение. Ну и, в-четвертых, бок был горячим, рана пульсировала и болела. Все это и множество других «мелочей» — незнание языка, грязная постель, волосатое мужское тело, отсутствие элементарных удобств и жена в придачу — не располагало к веселью. Виктория Викторовна попыталась иронизировать, но вся её ирония сводилась к банальной матерщине.