— А что, бумаги действительно компрометирующие?

— Думаю, да. Ну, прежде всего — ты сейчас подскочишь, — есть твое письмо.

— Не может быть!

— Да, да, я не шучу. Прощальное письмо в несколько строчек.

Патрисия прислоняется к стене, испачкав ее потом. А Г тем временем продолжает:

— Насколько я понял, ты была его любовницей…

— Ах, прошу тебя! Оставим этот насмешливый тон. Да, я была его любовницей, но давно! А как, по–твоему, их заманивают!.. Мне всегда было его немного жаль.

— Ты говорила ему, что собираешься уезжать. Это верно?

— Хотела мило порвать без лишнего шума…

Г слегка наклоняется, чтобы лучше видеть это непроницаемое под маской макияжа лицо.

— Да будет тебе, — говорит он с недоброй улыбкой. — Ты знала, что кто–то должен прийти и убрать его!

— Нет! Клянусь, не знала.

— Но догадывалась! А это одно и то же. Знаешь, в настоящий момент нам с тобой решительно нечего скрывать друг от друга. К счастью, этот невинный бедняжка ничего не понимает, иначе с воем убежал бы прочь! Да, я убиваю, только без всякого кривлянья, а тебе еще требуется утешать, ласкать — словом, играть красивую роль.

— Хватит! — кричит Патрисия. — Вот увидите, все шишки достанутся мне.

Насторожившись, Ромул подходит и обнюхивает толстую тетку, которая цепляется за кровать, чтобы встать на ноги. Поправив блузку, Патрисия идет за табуретом в ванную комнату.

— До чего же скверно! — ворчит она. — Хочешь еще виски?

Она звонит дежурному. Повелительный тон Патрисии вызывает раздражение, так и хочется послать ее куда подальше, однако, опомнившись, она добродушно соглашается:

— Конечно, я кое о чем догадывалась, потому что ему уже нечем было платить. И предпочла отойти в сторону…

— На цыпочках? — договаривает за нее Г.

— Возможно, ты скоро пожалеешь о своих гнусностях! — беззлобно замечает она. — Ну? Что там было еще?

— Выписки из счетов «Индосуэца».

— Дальше?

— Черновики. Письмо некоему Полю, в котором Ланглуа высказывает намерение покончить с собой. Он упоминает о каком–то Бернеде, служившем будто бы посредником в тайных сделках с испанцами…

— Я этого боялась!

— Продолжать? — спрашивает Г.

— Давай… Давай… Только поскорее.

— Так вот, он разоблачает мсье Луи, на которого у него заведено досье.

— И где же это досье?

— У него не хватило времени подготовить его.

— Считай, повезло! — обрадовалась она. — Я предупреждала Луи. Шантаж — дело беспроигрышное. Зато политическая возня — сплошное дерьмо.

Г живет один и, видимо, потому не имеет привычки ругаться, разве что иногда. Нет, он ничуть не шокирован. Но чувствует себя неловко.

— Еще была записная книжка, — продолжает он, — своего рода бортовой журнал старого волокиты. С целой коллекцией адресов. В том числе твоим.

Слуга снова приносит заказанные напитки. Намочив уголок салфетки, Патрисия протирает лоб и уши, потом берет кусочек льда и сосет его, морщась, словно обжигаясь.

— Вроде полегчало. Ну что там еще?

— Говоря откровенно, — отвечает он, — я не очень внимательно просматривал всю эту писанину! Но то, что мне попалось на глаза, кажется чертовски опасным.

— Да уж, — соглашается она. — Надо было кончать с ним, время поджимало.