Приятный запах теплого хлеба щекочет нос. Запах бодрит, и мы сворачиваем к хлебозаводу. Чем ближе к цели, тем ярче восходящее солнце подкрашивает краснокирпичную заводскую стену, и серая хмарь тревожной ночи растворяется за спиной.
Из ворот хлебозавода выезжают автофургоны, магазины ждут свежий хлеб. Из проходной выходят пекари с ночной смены. Среди них мама, она замечает нас раньше, чем я ее. Подходит. В ее сумке ароматный батон.
Я отламываю хрустящий кончик батона, рот наполняется сладкой слюной, и я не двигаюсь с места пока не уминаю теплую благодать. Мимо проходят женщины, каждая рассматривает нас, а я прижимаю к себе Машу так, чтобы не было видно ее лица.
Мама, конечно, замечает разбитую губу девушки и прямо спрашивает Машу:
— Всё хорошо?
— Уже да, — отвечает Маша и тоже отламывает хлеб.
— Нашла твои носки у Никиты с символом «Z». Перевязала резинку: две лицевые на одну изнаночную. Так лучше. Пойдем, научу.
Глаза Маши вспыхивают лукавыми огоньками, она ловит мой взгляд:
— Бомжам не досталось.
Я смущаюсь и крепче обнимаю ее:
— Пригодятся. Зима скоро.
В наш двор мы входим втроем. Мама одобряет, что я не собираюсь расставаться с девушкой, и даже подыгрывает. Делает озабоченное лицо и всплескивает руками:
— Ой! Ты же любишь с молоком. Я сейчас.
Она идет в магазин «Магнит». Мы остаемся вдвоем.
Но прежде чем зайти в свой подъезд я сворачиваю в соседний. Прошу Машу:
— Подожди минутку. Я к Солнцевым.
Взбегаю по ступенькам, звоню в дверь родителям Златы. Меня запускает Павел Петрович. Он ничего не спрашивает, но на лице ожидание. Я выкладываю из рюкзака на стол пачки денег.
— Это за Антона.
— Тут много, — удивляется Павел Петрович.
— Он заслужил. И еще вы должны знать, Антон писал рассказы. Настоящие, как в жизни. Я вам перешлю.
Я достаю телефон и пересылаю рассказ «Первый трехсотый». В комнату заходит заспанная Анна Николаевна, завязывая халат. По изнуренному лицу видно, она не спала, а мучилась от бессонницы.
Я решаюсь нарушить обещание, которое дал Злате. Ради нее и будущего малыша я должен сказать правду. Пересылаю отцу фотографию Златы на перроне в Симферополе. Она стоит в пол оборота, и хорошо видно, что прежний китель никак не может застегнуться на выросшем животе.
Павел Петрович с удивлением вертит в руке телефон:
— Это Злата?
Анна Николаевна забирает у мужа телефон, разглядывает дочь и оседает на стул.
Я объясняю:
— Вы станете бабушкой и дедушкой, если уговорите дочь оставить ребенка вам.
Павел Петрович садится рядом с супругой и накрывает ее ладонь своею.
Я добавляю:
— Злате нужна ваша поддержка. Лучше не звонить, а встретиться с ней.
Я ухожу, оставляя за спиной тишину. Воспитательнице детского сада и школьному учителю есть о чем подумать в большой опустевшей квартире.
Видимо, я задержался и Маша исчезла. Успокаиваю себя: это ничего не значит, ей надо побыть одной, помыться, переодеться.
Поднимаюсь в свою квартиру. На кухне мама и… Я расплываюсь в счастливой улыбке при виде Маши.
На столе белый хлеб и молоко. Мать разламывает батон, так вкуснее. Один кусок мне, другой Маше. Мы сидим напротив друг друга, рвем зубами хлебную мякоть в хрустящей корочке и запиваем молоком. Мама любуется со стороны и выходит.
Я дома рядом с любимой девушкой и чувствую себя счастливым и расслабленным. К Маше вернулось напряжение.
Она опускает взгляд и спрашивает:
— Зачем ты ходил к Солнцевым?
— Так надо.
— А со Златой ты встречался?
— Встречался. |