Некоторые сикхи и на мужчин-то были не слишком похожи. Безмолвные и не вполне адекватные, они оказались настолько истощенными, что их легко могла поднять с кровати одна медсестра. Чтобы восстановить полностью разрушенную пищеварительную систему, медсестры неделями кормили сикхов, точно новорожденных: разведенным сухим молоком — каждые два часа, картофельным пюре — чайными ложками, молотым кроличьим мясом и вареным рисом. Сестры прижимали к груди похожие на черепа головы, вытирали им после еды потрескавшиеся губы, пытаясь ласковыми словами и улыбками убедить индийцев, что это вовсе не прелюдия к очередному акту немыслимой жестокости. И постепенно в их запавших глазах загорался огонь узнавания, мужчины начинали понимать, где они находятся и что с ними делают.

Медсестры были настолько тронуты их страданиями, их безмолвной благодарностью, а также тем обстоятельством, что многие годами не получали весточки из дома, что спустя несколько недель даже попросили одного из переводчиков помочь им приготовить блюдо с карри для тех пациентов, кто был в состоянии переварить подобную еду. Ничего особенного, просто немного баранины со специями, индийские лепешки и отварной рис. Медсестры подали блюдо на подносах, украшенных цветами. Им хотелось убедить индийцев, что в мире еще осталось место для красоты. Но когда девушки вошли в палату и гордо поставили перед сикхами подносы с едой, те неожиданно полностью потеряли самообладание: им оказалось труднее перенести проявления доброты, чем грубую брань и побои.

— Пропустите с нами по маленькой, старшая медсестра?

Капитан поднял бутылку, приглашая ее присоединиться. Песня закончилась, и кто-то в дальнем конце палатки грубо выругался, когда следующая пластинка выскользнула из рук и упала на пол. Одри Маршалл пристально посмотрела на капитана. При том лекарстве, что он на данный момент принимал, алкоголь был ему категорически противопоказан.

— Не откажусь, капитан Бейли. За наших мальчиков, которые не вернутся домой.

Медсестры сразу расслабились.

— За отсутствующих друзей, — подняв стаканы, пробормотали они.

— Жаль, что уехали американцы, — вытерла потный лоб младшая медсестра Фишер. — Чего мне не хватает, так это их ведерок с колотым льдом.

В госпитале осталось только несколько английских пациентов.

По палатке пронесся гул одобрения.

— Ужасно хочется на море, — произнес рядовой Лервик. — Мечтаю почувствовать на лице морской ветер.

— А еще чая, заваренного на воде без хлорки.

— Холодного английского пива.

— Такого не бывает, приятель.

Сильная жара обычно вызывала у всех чувство апатии. Больные дремали на койках, а медсестры неторопливо выполняли свою работу: вытирая прохладными полотенцами взмокшие лица пациентов, они осматривали их на предмет язв, инфекции и дизентерии. Но грядущий отъезд бывших военнопленных, а также сам факт, что они идут на поправку и уже виден свет в конце туннеля, — все это неуловимо изменило атмосферу в палате. Возможно, просто пациенты неожиданно осознали, что занимавшие остров подразделения, которые плечом к плечу прошли через ужасы последних лет, вскоре будут окончательно расформированы, жизнь раскидает боевых товарищей по разным странам, даже континентам, и они могут никогда больше не свидеться.

И, глядя на этих людей, Одри Маршалл почувствовала, как у нее внезапно сдавило горло, ощущение настолько непривычное, что она даже слегка растерялась. Одри вдруг поняла желание девочек устроить праздник и стремление мужчин провести последние часы перед расставанием в обстановке безудержного пьяного веселья.

— Знаете что, — сказала она, махнув рукой в сторону капельницы в углу, где один из физиотерапевтов пил пиво из протеза ступни. — Пожалуй, налейте мне большой стакан.