1

ШШШШ…

Он не спускал глаз со своих лыж: две узкие прямые полоски коричневого дерева скользили по лыжне. Он смотрел на них только чтобы убедится, что все идет как надо; не желая, однако выглядеть как новичок, впервые вставший на лыжи. Его почти загипнотизировала скорость, с которой он несся по ослепительно белому снежному склону. Он настолько увлекся созерцанием, что опомнился, только когда Анн-Мари закричала:

— Смотри же. Гард. Ты что, не видишь!

Словно луч прожектора разрезал тьму. Только сейчас он заметил, что впал в полузабытье, засмотревшись на лыжню.

Анн-Мари истошно кричала:

"Тормози! Гард! Тормози же!"

Непонятно, что означали ее крики: что ему надо просто падать, или нет? Бог мой, да так ноги можно сломать!

За несколько секунд, предшествовавших удару, он не уяснил себе, что события очень быстро принимают серьезный оборот.

Кое-как ему удалось съехать с левого края лыжни.

Меньше трех ярдов отделяло его от сосен и елей, вечнозеленые ветки которых сгибались под толстым слоем снега. Он просто чудом не наскочил на большой валун, полузанесенный снегом. Все те простые вещи, которым научила его Анн-Мари и которые он запросто бы сделал в спокойной обстановке, выскочили у него из головы. По сути дела, он потерял соображение от страха, сковавшего и тело и мозг.

Он несся со скоростью… кажется, двадцать миль в час? Или тридцать? А, может быть, все сорок? Ледяной ветер хлестал его по лицу, а он неуклонно несся к заснеженной роще… Он сворачивал в сторону от рощи под углом, недостаточно большим, однако, чтобы уберечься от смертельного столкновения. Конечно, он удалялся от опасной лыжни, и если бы ему удалось остановиться, и остановиться быстро, он мог бы уцелеть.

Она снова что-то кричала, и он подумал: "Тормозить? Неужели она действительно так сказала? Это он-то, который едва стоит на лыжах, должен, по ее мнению, тормозить?"

Он пытался повернуть направо, однако его лыжи упорно придерживались выбранного курса.

Гарденер видел, как дерево, в которое ему предстояло врезаться (старая, шершавая сосна), неуклонно приближалось к нему. Ее ствол был обвязан красной тряпкой — предупреждение об опасности, которое оказалось бесполезным.

Он снова попытался свернуть, но совсем забыл, как это делается.

Казалось, он стоит на месте, а дерево несется навстречу; на всю жизнь он запомнил приближающийся к нему, как в замедленной съемке, ствол, опавшие шишки, усеявшие снег, потрескавшуюся кору с глазками от отвалившихся сучков, корявую ветку, на которую ему предстоит наткнуться, маленькое дупло, и, наконец, красную полоску — сигнал об опасности.

Только когда Анн-Мари снова закричала, он заметил, что заливается слезами.

ШШШШШШШШ…

2

— Эй, мистер? Мистер, с вами все в порядке?

Гарденер вскочил, как ошпаренный, озираясь по сторонам; он ждал, что боль нахлынет снова и сведет виски. Нет, боли не было. Его слегка качало от голода, но голова была ясная. Каким-то чудесным образом боль исчезла, пока он спал, наверно, она исчезла уже тогда, когда ему снилась злосчастная вылазка на лыжах.

— Я в порядке, — проговорил он, осматриваясь. Голова закружилась, но, скорее, от истощения. Девица, в обкромсанных джинсовых шортах, заливалась смехом. — Вы выбрали не очень удобное место для сна. Ничего удивительного в том, что вы бормотали и вскрикивали во сне.

Гарденер обнаружил себя в фургончике — и тут-то все стало на свои места.

— Бормотал и вскрикивал, вы говорите?

— Ага. И причем, очень беспокойно.

— Да, сон был не из приятных, — подтвердил Гард.

— Вот, попробуй-ка, — сказала девица, протянув ему самокрутку с марихуаной.