Изменить размер шрифта - +

– Как это – что делать? – педагогически вытаращилась она.

– Имеется в виду, где ее брать.

– Да берите где хотите!

– Выходит, нам кого-то придется убить?

– Не исключено!

Мы с Олли переглянулись. Ни фига себе соревнования, да еще и под патронажем Сиятельного Князя!

А как же пресловутый гуманизм и вся его красивенькая трепософия?

А как же «клятва человека меча» про «не вменять клинок свой во ублажение дури своей или иной чьей»?

– Хотя в принципе, – начала юлить Нин, не исключаю, она тоже эту клятву вспомнила, – убивать не обязательно. Мне известны случаи, когда соискателям удавалось обойтись без насилия.

Лгунья! Лицемерная тварь! Исчадие столичной школы для девушек с нестандартным характером!

– А еще есть трупы, – предложил я для подначки. – Можно взять свежий труп, отрезать от него шмат, например, с ягодиц, с плеча, главное, чтобы не с живота – можно отравиться или заболеть холерой… Потом это мясо зажарить. И для комиссии фунт оставим… Ну этим можно с живота…

– Ты с ума сошел, да? – глаза Олли прямо-таки лаяли.

– Не ссорьтесь, мальчики, – примирительно сказала Нин. – До второго задания надо еще дожить.

Прошло несколько дней и я понял, что «надо еще дожить» следует понимать буквально. Я вообще понял, что такое «буквально» во время этого второго тура.

 

– 2 —

 

Мы помогали Нин исс Ланай устроиться – трусили ее престарелый матрас на прибрежных камнях, чинили камышовую крышу нашего домика – в сердце нашей шикарной общей и единственной комнаты лазурной заплатой глядели небеса (не починили – не прошло и дня как заплата просела и снова засияла дырка). Обметали веником паутину.

Я еще и сапоги ей почистил.

Из сапожных отворов пахло солеными рыжиками, болотом. Мне этот запах понравился, но показался каким-то странным для человеческой ноги. Но тогда я не придал этому значения.

Потом мы с Олли искупались в блестящем море, честно говоря, не столько для удовольствия, сколько для гигиены. Море напоминало жидкий лед.

Мы вытирались молча – ветер дул на нас, Олли дулся на меня, я не понимал за что (скоро выяснилось, что ему показалось, будто я был с Нин невежлив).

Я пристально наблюдал за Олли – за тем, как он двигается, за тем, как сложен, как одна группа мышц сообщается с другой через движения.

Его сложение верней любых дворянских браслетов подтвердило мне его аристократизм – подобранные, упругие, но не очень-то развитые большие ягодичные мышцы, более чем умеренные средние ягодичные, прекрасные, литые воистину широчайшие, широчайшие мышцы спины. Довольно холеные трапециевидная и полостная, при средней упитанности большой ромбовидной и дельтовидной…

Если перевести с пройдошистого жаргона анатомов на язык любителей социальных обобщений, сложение Олли красноречиво свидетельствовало: ничем, кроме фехтования, парень отродясь не занимался.

Не пахал, не косил, не давил виноград, не носил коробов с удобрениями, не катал тележку с выблядками благородных семейств заместо лошадки, не собирал яблочки с незолотых яблонек по найму два медных авра за восемь дней, иначе где его малая круглая мышца, отчего хиловат поясничный треугольник? То-то же!

Вот мое, тоже в целом атлетическое тело, было совсем не таким.

В мясных угодьях царил романтический бардак – трехглавая и дельтовидная, плоды явно что не размышлений – контурируются, наверное, и под овечьим тулупом. Камбаловидная и четырехглавая бедра – как у коня, зато икроножные – слабоваты не то что для фехтовальщика, но и для портного, в общем не такая уж эстетичная чересполосица совершенств и недоделок.

Быстрый переход