Недавно родители предложили ей установить связь с какой-нибудь экологической организацией вроде ее обожаемого «Гринписа» — ну, чтобы узнала побольше, горизонты раздвинула пошире, пообщалась с людьми, идущими тем же путем, но более опытными. Предложение приняли с восторгом: было сочинено длинное, стилистически безупречное, красивое письмо, где автор, пребывая в плену иллюзий, вызывалась делать что угодно, просила совета и спрашивала, чем может быть полезна. Месяц она каждое утро ходила к почтовому ящику. И вот наконец пришел ответ: в конверте оказались два печатных бланка — банковское поручение на сумму от 5000 до 10 000 песет в виде ежегодного взноса и призыв найти среди своих друзей новых участников. И более ничего. Ни объяснений, ни словечка ободрения, ни строчки поддержки.
Предоставляю каждому самостоятельно судить о морально-экономических аспектах этой истории и о том, как и почему искреннее движение экологического сопротивления может выродиться в холодный бюрократический механизм по добыванию бабла, глухой к чувствам 12-летней восторженной союзницы. Говорят, отец этой барышни написал коротенькое письмецо в «Гринпис», предлагая ответственным лицам вариант использования этого самого подписного бюллетеня — сначала, разумеется, свернув его в трубочку соответствующих размеров. Что касается малолетней воительницы, она, по моим сведениям, продолжает борьбу в одиночку. Она не сдается, но накрепко усвоила один урок: одиночество лучше дурной компании.
Корсарский патент
Вот он лежит передо мной, напечатанный на хрустящей, добротной и плотной бумаге, превосходно сохранившийся, несмотря на то что пронеслось двести лет. Я только что развернул его, сложенный в девять раз, расправил на столе и все еще смотрю на него, не веря своим глазам. В верхней части — гриф-виньетка с изображением Геркулесовых столпов, девизом Non plus Ultra и королевским гербом, а в левом верхнем углу горделиво красуется название «Королевский Паспорт Корсара для действий в морях обеих Индий». Текст более всего похож на мою неосуществимую мечту: «Сим даруется подателю сего право вступать в боевые действия с применением пушек, камнеметов и прочего оружия с надлежащим припасом, дабы он мог противостоять врагам моей Короны и с этой целью совершал корсарские рейды по морям обеих Индий, сражаясь под испанским флагом против кораблей и судов тех государей, которые находятся со мной в состоянии войны…» Скреплено королевской печатью, дано в Мадриде января Пятого дня в лето от Рождества Христова 1820-е. Внизу листа уже немного выцветшими чернилами выведены две подписи. Одна — Хосе Марии Алоса (если верить энциклопедии, бывшего в ту пору военным и морским министром). Вторая состоит из двух слов: «Я, король» и короткого росчерка. Это подпись Фердинанда VII.
Бумагу подарил мне друг. Его зовут Хулио Ольеро, он пышноус и грузноват, нравом брюзглив и мрачен, а по роду занятий — независимый издатель, выпускающий благодаря своей страсти и неусыпному попечению лучшие книги этой страны. И еще он один из тех, кто редкие и краткие минуты досуга, предоставляемого издательскими докуками, двумя сотнями сигарет и двумя тысячами чашек кофе, которые ежедневно проливаются в пространство между грудью и животом, посвящает ползанию по пыльным полкам букинистических магазинов, по антикварным лавкам и книжным развалам, куда прибой неустанно выносит обломки стольких житейских кораблекрушений. И вот однажды он вернулся из такого похода — как всегда, перепачканный пылью, но ликующий, — потрясая корсарским патентом, который обнаружил под тоннами разнообразных бумаг. А поскольку он не только мой друг и осведомлен о моих идиллических отношениях со всем, что касается моря, но еще и обладает душой широтой со шляпу пикадора, он вот так вот взял и с ходу подарил мне эту реликвию.
— Ты заметил, что для имени получателя и названия корабля оставлены пробелы? — спросил он. |