Мой друг исхудал, опять появились морщинки у рта и на переносице. На лице его «тюремная» бледность, и он нарочно поворачивается, как подсолнух, к солнцу, чтобы скорее загореть.

 

По-прежнему открыто и доверчиво смотрят на мир его серо-зеленые глаза, резко обведенные черными ресницами, но в глазах моего друга появилось и что-то новое. След перенесенного? Преждевременное знание теневых сторон жизни? Обида? Будет ли еще меняться Ермак? Изменюсь ли я сам? Когда стану взрослее, мужественнее?

 

Бурлаков сдержал свое обещание и предложил Ермаку поступить в угрозыск. Ермак согласился. На семейном совете было решено, что Ермак отдохнет с месяц и тогда уже пойдет работать.

 

Ему выплатили зарплату за вынужденный прогул — местком достал было ему путевку в санаторий, но Ермак категорически отказался. Решил отдыхать дома. Слишком он соскучился по дому, чтобы уезжать. Вот мы с ним и «шалберничаем» — чаще всего катаемся на дедовой лодке. Когда море тихое, заезжаем далеко от берега. Мы соскучились друг по другу и болтаем наперегонки.

 

Сегодня с нами вздумали поиграть дельфины. Они несколько раз обернулись вокруг лодки, потом начали под нее нырять, показывая огромные блестящие спины. Наверно, им было очень весело! Я испугался, что они опрокинут нас, но дельфины были осторожны. Просто им стало скучно и захотелось пошутить. А может, они хотели войти с нами в общение, а мы не поняли их «неземного» языка.

 

Когда они уплыли, мы обсудили последние новости. Шайка Великолепного наконец обезврежена. Теперь станет немного чище на земле. Такие, как Родион Баблак, тоже оскверняют землю. Но его час еще не пробил. Ничего, пробьет!

 

Поговорили о дяде Васе. Он умирал в больнице: у него оказался рак. По-человечески было его жаль, но рассудок говорил: для него лучше умереть. Не умел он жить на земле.

 

Открылось во время следствия, что готовилась расплата с Иваном Баблаком. Теперь он может работать спокойно.

 

Ермак с улыбкой передал, что Бурлаков в восторге от моих сыскных способностей и еще не потерял надежды заманить меня в угрозыск. «Какие способности пропадают!» — сожалел он. Немного посмеялись. Для меня было очевидно, что никаких способностей у меня не было, просто я из-за любви к своему другу сделал, что мог. Не так уж много!

 

— Знаешь, Санди, о чем я все время думал там? — сказал Ермак.

 

— О чем? — Я сразу очень заинтересовался.

 

— Нет, Санди, ты думаешь, что-нибудь очень мудрое? Нет. Просто я почему-то и днем, и ночью представлял себе ту тропу, по которой, помнишь, мы прошлый год шли. Серая тропа вилась и вилась, то вверх по-над морем, то спускалась вниз, в долину, заросшую кустарником и травой. Все-таки самая большая радость в общении с природой. Это радость особенная! А еще я вспоминал детство…

 

— Не так-то давно оно было.

 

— Недавно, Санди. Только вчера. И я видел тебя, себя, Ату, соседских ребят, помнишь, они всегда увязывались с нами, когда мы отправлялись на старый бастион. Рвы осыпались и заросли травой. Там много камней. Помнишь, они всегда так нагревались на солнце, что обжигали?.. Среди камней росли красные маки. Много-много маков. Одни облетали, другие только распускались. Мы играли среди камней и ужасно кричали и смеялись. Правда, мы были тогда очень счастливы? И даже не догадывались об этом.