|
Какими мы были неземными теперь — вместе с моим механическим Пегасом, готовым лететь сквозь бесконечность. Мы, дети Земли, по сути, уже не принадлежали ей. Теперь я чувствовал, что стал настоящим Путешественником во Времени — ибо уже не мог жить без этого. Без моей машины я оказался бы навсегда замурован в линейном однообразии Ричмонда, и медленно менялся бы, костенея и кристаллизуясь во времени. Конечно, никто меня не гнал: можно было сначала подлечить раны, привести себя в порядок, набраться сил — но я не мог более медлить. Как опиоман, ждущий своего вожделенного сна, я рвался во Время. Я жаждал им управлять. Я хотел увидеть все, что было, есть и будет в мире!
И тут я услышал шаги по коридору, Затем дверная рукоятка дрогнула, поворачиваясь. Должно быть, это Писатель. Не желая, чтобы меня застали в дурацком положении — на седле велосипеда, в машине странной конструкции, в существование которой никто еще толком не верил, и к тому же зная, что любое промедление, любая задержка — вредны для большого дела, я выжал рычаг. Конечно, было весьма неучтиво так исчезать из жизни. Но какую бы весть о моем веке не принес бы сейчас этот молодой человек — в данный момент мне было все равно. Прощай, закоснелый девятнадцатый век. Здравствуйте, новые столетия, тысячелетия, эры, эоны! В момент выжимания рычага я испытал то же странное чувство вращения и головокружения , которое приходит в первый момент путешествия во времени — а затем беспомощное ощущение падения. Придется доработать машину, мелькнуло в голове, когда… Это «когда» могло стать «если только». Собственно, так оно и произошло. И об этом мой следующий рассказ. Раздался звон стекла — видимо, вышибло окно или форточку из-за вибрации воздуха. И, на какую-тот несчастную долю секунды я увидел на пороге Писателя — призрачную, почти неразличимую фигуру Настоящего, с поднятой и устремленной ко мне рукой — в надежде остановить. Остановить? — меня, пленника времени! Затем и он исчез — отдалившись на расстояние полета. Стены лаборатории потеряли ясные очертания, и снова крылья дня и ночи заплескали над моей головой. Осеняя то одним, то другим, попеременно.
Размышляя над проблемами, намеченными в статьях о специфических характеристиках света, я наткнулся на мысль, которая показалась мне вполне здравой. Что, если бы кому-нибудь удалось манипулировать измерениями? Тогда бы он мог путешествовать по лабиринтам Истории с такой же легкостью, как взять кеб в Уэст-энд! Платтнерит, внедренный в субстанцию Машины Времени, оказался тем самым ключом, который открыл дверь в эти лабиринты. Платтнерит приводит машину в действие совершенно особым образом, заставляя ее перемещаться в новой конфигурации Пространства и Времени. Те, кто видит удаление Машины Времени — как это случилось с моим другом Писателем, — говорят о головокружительной вибрации перед тем как она исчезает в Истории. И водитель — в данном случае я сам, — неизбежно и, безусловно, страдает от тошноты, вызванной центробежной силой и силой Кориолиса, отчего рождается чувство, будто вылетаешь из седла. Но все эти побочные эффекты, вращение, вызванное платтнеритом, — совершенно иной природы, непохожее на вращение механизма или медленного колыхания Земли. У водителя рождается иллюзия, что он спокойно сидит на месте, а время пролетает мимо машины — а между тем это и есть вращение Времени и Пространства. Точнее, того, что мы так называем, не подобрав этим феноменам иных характеристик. Итак, ночь летела за днем, туманные очертания лаборатории постепенно пали и растаяли, и я очутился в открытом пространстве. Я снова миновал период в будущем, когда лаборатория была стерта с лица земли. Солнце вылетало из-за горизонта со скоростью мяча, дни спрессовались в минуту: вокруг меня то и дело воздвигались строительные леса, которые тоже скоро опали, оставив меня в одиночестве на склоне пустого холма. |
