– Рассказывай дальше. Значит, ты призналась, что для тебя это тоже сюрприз, а что папа?

– Он все возился со своими часами, а потом вдруг завел речь, да так гладко, так медленно – с чувством, с толком, с расстановкой, как будто думал вслух, – о том, что для него это большая неожиданность и он прекрасно понимает, что они желают мне добра, но ему лично ничего не нужно, кроме одного, самого главного, а именно моего счастья и счастья Брука, и хотя он счел целесообразным немедленно поставить меня в известность, но настаивает на том, чтобы я не давала окончательного ответа, даже если сейчас не испытываю никаких колебаний. Тут Уинни заверещала так, что все пришлось повторять по два раза, Пенни перевернула миску и принялась барабанить по ней ложкой. А мама так расстроилась из-за папиных слов, что не обратила внимания. Тут как раз пришел Тедди спросить, не пора ли закрывать мастерскую.

Корделия замолчала и посмотрела на сестру. Эсси заплетала косу.

– Как ты считаешь, Делия, они обиделись? Мне показалось, что Брук немного расстроился. Но вообще-то было плохо видно через занавеску.

– Лучше бы он сделал предложение тебе, Эсси, – сказала Корделия.

– Да ну! – Эстер резко повернулась к сестре. – Хорошо, что не сделал. Уж я бы ему сказала! – Тут она осеклась. Отныне Фергюсоны не могли служить мишенью для острот. За короткое время все переменилось. - Я ему не подхожу.

– Почему ты так думаешь?

– Ну… Бруку нужна такая, как ты. Практичная. Чтобы могла вести большое хозяйство и не тяготиться этим. Я бы с ума сошла. А ты добрая и покладистая.

Корделия села на кровати и обхватила руками колени.

– Вовсе я не такая покладистая, Эсси: не более чем любая другая девушка. Все это вздор. Я эгоистка и хочу быть счастливой – счастливее всех! Люблю комфорт. Господи, как мне не хочется век проходить в модистках: выкройки да блузки, и так изо дня в день, с восьми утра до восьми вечера. Валиться с ног за гроши… Я хочу иметь хорошие, красивые вещи – все, какие только есть в мире! И путешествовать, и чтобы оставалось время читать и размышлять обо всем, слушать музыку, разговаривать с умными людьми, танцевать, давать балы в своем собственном доме!…

Эстер отбросила косы за спину и забралась на кровать, рядом с Корделией. Она разделяла чувства сестры.

Какое-то время они молчали. Эстер лежала, заложив руки под голову. Корделия продолжала сидеть. Как ни крути, это не просто предложение руки и сердца со стороны доброго, деликатного человека на семь или восемь лет старше нее.

В ней заговорили низменные, эгоистичные инстинкты, о которых лучше не знать. А еще – мечты. Если когда-либо в детстве она спешила схватить самую крупную сливу из тарелки… если давала волю лени, зависти, или заносчивости… если хотела быть любимым ребенком в семье и предметом зависти и восхищения для всей округи… если грезила о необычайной красоте и непомерном богатстве…

– Ты его любишь, Делия? – полюбопытствовала Эстер.

– О да, он мне симпатичен. И даже очень. Так что, может быть…

– Когда ты обещала дать ответ?

– Папа предложил следующий вторник, но у мамы был такой больной вид, что мы договорились встретиться в воскресенье. Они повезут нас домой из церкви.

Эстер приподнялась на локте и прикрутила газовую лампу. Раздалось легкое шипение, затем хлопок – и тишина. Девушка снова залезла под одеяло. Темнота придала ей смелости.

– И что ты решила?

Корделия немного поерзала, устраиваясь поудобнее, и вздохнула.

– Жизнь – сложная штука…

– Что ты имеешь в виду?

– Если бы не нужно было заводить детей… и все такое…

– Ты что, не хочешь иметь семью?

– Хочу – когда-нибудь… Дело не в семье…

В комнате воцарилась тишина.