Все было бы хорошо, если б на этом дело и кончилось. Но провести полицейского не удалось, и в своем рапорте суперинтенданту он докладывал, что члены тайного общества переодеваются в женское платье и под этой личиной посещают городские дома.

— Но зачем для этого переодеваться женщинами? — спросил суперинтендант.

Тогда Пюклер намекнул на оргии, где разгул выходит за рамки естественного положения вещей.

— Нельзя ли внести ясность в этот вопрос? — спросил суперинтендант во второй раз. Он любил эту фразу до самозабвения, но Пюклер предпочел оставить подробности под покровом тайны.

Именно тогда мания Пюклера стала приобретать болезненные формы: каждую встреченную им на улице полную женщину он подозревал в том, что она переодетый мужчина. Однажды он сорвал парик с некоей фрау Хаккенфурт (до того дня ни одна живая душа, даже ее муж, не знала, что она носит парик), а вскоре и сам дефилировал по улицам в женском платье, полагая, что один экс-мужчина всегда распознает другого и рано или поздно и он окажется допущенным к участию в тайных оргиях. Будучи щуплого телосложения, он играл эту роль гораздо лучше, чем герр Шмидт; вот только глаза-буравчики выдали бы его первому же встречному, покажись он в таком виде днем.

Уже две недели мужчины сходились в погребе герра Брауна. Все, казалось, шло хорошо. Полицейскому эти поиски порядочно надоели, а суперинтендант лелеял робкую надежду, что заговор распался сам собой. Тогда-то и было принято роковое решение. Дело в том, что в былые дни фрау Шмидт и фрау Мюллер подавали мужьям к вину пончики с мясом, и теперь эти двое до того соскучились по излюбленному деликатесу, что у них текли слюнки при одном только воспоминании.

Тогда герр Браун предложил нанять в складчину приходящую кухарку, чтобы она стряпала для них пончики, расход будет пустячный, потому что никто не запросит много за несколько часов работы вечером. Кухарке вменялось в обязанность подавать свежие, пышущие жаром пончики каждые полчаса, пока они будут распивать свое вино. Герр Браун неосторожно дал объявление в местной газете, а Пюклер увидел в этом долгожданную возможность (в объявлении говорилось о «мужском клубе») и явился одетым в лучшее воскресное платье своей жены. Он был нанят герром Брауном, который единственный из всей компании знал Пюклера не лично, а лишь по слухам, и вот Пюклер оказался в самом сердце заговора. Теперь он сможет как нельзя лучше узнать, о чем они там сговариваются. Правда, немного смущало то, что ему недоставало умения стряпать, а поскольку он все время подслушивал под самой дверью погреба, пончики часто пригорали, и уже на второй вечер герр Браун предупредил его, что, если пончики не станут лучше, он подыщет себе другую кухарку. Но Пюклера все это мало трогало, потому что он добыл для суперинтенданта всю необходимую информацию. А с каким наслаждением он писал свой донос! Пюклер записал весь диалог слово в слово, выпустив только длительные паузы да бульканье внутри кувшинов. В доносе говорилось следующее:

«К Делу о Тайных Сходках в погребе герра Брауна на ... штрассе, 27. В ходе расследования осведомителю удалось услышать следующий диалог:

Мюллер. Если будет так лить еще с месяц, в этом году винограда уродится куда больше, чем в прошлом.

Неопознанный голос. Угу.

Шмидт. Говорят, на той неделе почтальон чуть не сломал ногу. Поскользнулся на лестнице.

Дёбель. Пора бы и за пончики.

Неопознанный голос. Угу.

Мюллер. Кликни-ка эту корову.

(Осведомитель затребован и вносит поднос с пончиками.)

Браун. Осторожно. Не обожгись.

Шмидт. А вот этот начисто сгорел.

Дёбель. Как дерево.

Кестнер. Лучше ее выгнать, пока не наделала дел.

Браун. Ей заплачено за неделю вперед. Подождем.

Мюллер. Днем было четырнадцать градусов.

Дёбель. Городские часы спешат.

Шмидт. А помните собаку бургомистра, ту, что с черными пятнами на спине?

Неопознанный голос.