— Товарищ Страшный Сержант!.. — заныл было Степан.

— Сопла подбери! — оборвал его командир крейсера.

Возница, вздыхая, натянул драный скафандришко и вышел в космос, чтобы собрать разлетевшиеся по галактике части двигателя. Я остался один на один со Страшным Сержантом.

— Нарушаемте? — добродушно спросил он, разворачивая мешок для денег. — Поднакажем!

Нужно было как-то спасать положение.

— Ты чё, командир?! — обратился я к нему на интерлингве. — С корабля ли ты на бал, в натуре?! Посмотри сначала, с кем я в колонне иду, потом шмаляй, ладыженский стрелок!

Я ткнул пальцем в ту часть вселенной, где уже на полнеба разрасталась кавалькада перепетуевских кораблей.

— Ё-моё!.. — произнес Сержант стандартную формулу прощания, прыгнул в свой крейсер и был таков.

Я, к сожалению, последовать его примеру не мог. Значит, опять придется водку пить…

— Ба! Ба! Ба! Кого я вижу! — закричал Перепетуев раньше, чем мог меня узнать. — Какими судьбами?! — и, не выслушав ответа, расхохотался. — А я, брат, со Звездных Войн! Поздравь — продулся в пух! Купил у каких-то жидаев Звезду Смерти, а она, не поверишь, возьми и взорвись! Ха-ха! Трахнуло на всю губернию!.. Да! — он вдруг ударил себя по лбу. — Что же это я? Позволь представить тебе мою закадычную компанию! Эй, вы! Теребень кабацкая!

Из подваливших звездолетов высыпал такой все смазливый народ, что в другой раз черт знает чего бы ни дал, лишь бы избежать с ним знакомства. Нечесаные бороды с блестками седины и капусты приятно обрамляли эти сизые, примятые жизнью ряшки. Бледно-волосатые пузики аккуратно свешивались у многих через щель между трикотанами и майкой, как тесто, вылезающее из кадки. В воздухе (а встреча происходила на астероиде, вокруг которого, по счастью, оказался воздух) густо пахнуло настойками, наливками, коньячком, водочкой, пивом и одеколоном. Не считая закуски, которой пахнуло тоже неслабо.

— Вот, рекомендую! — заорал Перепетуев, обращаясь к толпе, — мой лучший друг, мой друг бесценный, заводила детских игр и разводила юношеских драк, Павел… как тебя?

— Клим Евграфович…

— Ах да, конечно! — Перепетуев снова жахнул себя по лбу. — Ну да вздор! А вот знаешь ли ты, дражайший мой Глеб Егорыч, кто перед тобой?

Он широко обвел рукой нетрезвую компанию. Та с готовностью осклабилась щербатыми улыбками, видно любила слушать предстоящий дифирамб.

— Пред тобою, трепещи ничтожный, яко же и сам трепещу… — Фома Сильвестрович вдохновенно простер обе руки, — цвет отечественной словесности! Мастера шуршательной литературы! Лучшие и знаменитейшие нуль-шишиги!

Мастера послушно зарделись от смущения и тихо зашуршали меж собой.

— Весьма польщен, — сказал я, чтобы что-нибудь сказать. О нуль-шишигах я слышал впервые.

— Вот хорошо что ты нам попался! — все больше ликовал Перепетуев. — Мы тебя с собой возьмем!

Я протестующе замотал головой.

— Извини, Фома Сильвестрович, не могу! Я человек не военный, мне столько водки нельзя!

Перепетуев возмутился.

— При чем здесь военный — невоенный?! Это же — искусство… — с обидой сказал он и, помолчав, добавил, — …водку пить. Ну, да я не о том. Мы тебя, чудака, читателем сделаем! Читать умеешь?

— Кое-как… — осторожно отозвался я, — Гоголь там, Достоевский, Стру…

— Вздор, все вздор! — оборвал меня Фома Сильвестрович.