— Нет, — сознался он, ощущая, что смерть, и в самом деле, подошла к нему на расстояние вытянутой руки.

— Глупыш! Умрет он, и останется жить, если ты поможешь ему выжить. Умрешь и ты, но получишь шанс вернуться, хотя это и не совсем то, о чем ты стал бы мечтать. Умрет моя любовь, Герт, но это цена сделки. Судьба готова принять ставки, а ты?

— Я? — он просто не понял, о чем она говорит. Слова потеряли смысл. Звуки — значение. Он окончательно растворился в золотом сиянии, затопившем весь мир и его разум в придачу.

«Это смерть?»

— Прощай, Герт! Мы больше не увидимся, да, если и встретимся, я уже не узнаю тебя. Но ты! Помни, Герт! Через мгновение арбалетный болт ударит тебя под левую лопатку. Под левую лопатку, Герт! Прямо в сердце!

2. Северный Олф, седьмого — семнадцатого лютня 1649 года

«Это смерть?» — Герт качнулся влево, а не вправо, как сделали бы на его месте многие другие, кто ожидает выстрела в спину. Качнулся, пропустив первый болт за плечом, и, сбив прицел второму стрелку, упал лицом в снег. Перекатился вправо, поднялся толчком на ноги, и укрылся от третьей стрелы за стволом дерева. Он еще не успел разобраться в происходящем. Не вспомнил, где он сейчас, и что с ним здесь приключилось, но действовал так, как привык за годы и годы своей долгой жизни: стремительно, нестандартно и жестко, раз и навсегда усвоив уроки великой школы выживания.

Осторожно выглянув из-за ствола, Герт рассмотрел вырубку, на которой, по-видимому, и работал, когда началась заваруха. Несколько поваленных деревьев, с одного из которых он еще минуту назад начал обрубать ветви, сложенную на куче сосновых лап одежду — нательную рубаху и тулупчик — и оброненную в момент первого броска секиру.

«Вот жалость-то! — подумал Герт. — Впрочем…»

С одной стороны, секира — оружие, да еще какое! В опытных руках, а руки у Герта были как раз такими, она способна творить чудеса. Но с другой стороны, иди побегай по зимнему лесу с тяжелым топором в руках!

Он снова выглянул из-за дерева и тут же прыгнул в противоположную сторону, кувырком перекатившись к другому укрытию — приземистому альскому кедру. И вот тут Герт наконец понял, что ему мешает, что с ним не так. Это было не его тело, вот в чем дело. Сев в снег за кедровым стволом, Герт вытянул перед собой обе руки, скосил глаза на обнаженные плечи, опустил взгляд к животу. Этот парень был безобразно молод. Он был, пожалуй, несколько крупнее Герта, каким тот был лет шестьдесят-семьдесят назад — выше ростом и шире в плечах — но ничему путному не обучен. Судя по тому, что и как делало это тело, следуя мгновенным решениям Герта, оно было сильным, но медленным и совершенно неумелым. Не боец, одним словом, не танцор, но кто, тогда?

«Тут одно из двух, — решил он, наскоро обдумав ситуацию, — или это мое тело или не мое. Если мое, а оно, похоже, все-таки мое, раз подчиняется моей воле, значит, я забыл свою жизнь и живу в мире иллюзий. В мире придуманной жизни старика Герта».

Подобный поворот сюжета сулил множество интереснейших коллизий, как философского, так и практического свойства, но время для «пиршества идей» еще не наступило. Времени вообще оставалось мало.

Как правило, три охотника легко переигрывают дичь, особенно если жертва не вооружена и не имеет преимущества в скорости. Однако в лесу — и тут не так уж и важно, где конкретно ты находишься, в Шенгане, скажем, или в Северном Олфе, — побеждает не тот, кто сильнее, а тот, кто лучше знает лес. А эти трое настоящими охотниками явно не были.