– Ха! – воскликнула Рылейка. – Плохо! Чему вас только в школах учат? Ладно, ты не бойся, я тебя научу. Тем более что тебе достаточно просто уметь размахивать шпагой и ничего не отрубить себе при этом. Но сегодняшний день, похоже, потерян.

Рылейка сняла со стены две шпаги. Одну побольше – для себя, другую поменьше и полегче – для Корнюшона. У той шпаги, что она взяла себе, рукоятка была светлой, будто отполированной. Видно, тётя часто брала её в руки.

Свою шпагу Рылейка отложила в сторону и принялась внимательно осматривать оружие, приготовленное для племянника. Она взвесила её в руке, потом несколько раз со свистом рассекла воздух перед собой. На стальном клинке зажглись искорки от восходящего солнца. Вид у тёти был боевой.

– Прекрасно, – удовлетворённо пробормотала она, оглядывая оружие. – Это шпага бо́цмана, что был верным спутником моего отца во всех его странствиях. Отец рассказывал, что этой шпагой боцман прорубал путь в джунглях Амазо́нки, отбивался от нападения гие́новой саранчи́ в предгорьях Атла́сских гор в Африке, укротил мятеж на «Сколопе́ндре» и совершил немало других подвигов. Это славное оружие. Подружись с ним.

Корнюшон осторожно взял шпагу в руки и почувствовал, как она немного изогнулась, словно кланяясь ему и приветствуя. От неожиданности он едва не выронил оружие. Шпага недовольно выпрямилась и едва слышно зазвенела.

– Клинок надо держать твёрдой рукой, – сказала тётя. – Больше всего оружие не любит слабости и неуверенности. В этом случае оно может даже поранить хозяина.

Корнюшон крепко ухватился за рукоятку двумя руками и посмотрел на лезвие клинка. В нём отразилось его немного бледное лицо и большие глаза.

– Итак, начнём, – сказала Рылейка и стала показывать мальчику, как надо колоть, рубить и защищаться.

Обучение заняло целый день. Корнюшон осваивал приёмы нападения, защиты, передвижения и к вечеру так намахался шпагой, что у него заболело запястье. Правда, чувствовать себя он стал намного уверенней.

На следующее утро они вышли из дома и направились к тому месту, где тётя обнаружила непрошеных гостей. Корнюшон и Рылейка шли по веткам, осторожно осматриваясь. Мальчик двигался немного позади и всё время с тревогой поглядывал на тётю, не видит ли она, как ему страшно. Но та шла, не оборачиваясь, и лишь иногда делела знак рукой, приглашая за собой. Жуки обнаружились неподалёку от их домика. Всё было так, как и описывала тётя. Дровосеки нагло и деловито бегали по веткам, шевелили усами, словно пытаясь понять, достаточно ли хорош этот клён, чтобы прокормить их армию.

– Банза́й! – весело крикнула Рылейка по японски и устремилась на врагов.

Корнюшон тоже хотел крикнуть что нибудь грозное, но от волнения только пискнул и побежал вслед за тётей. Жуки, завидев нападающих, развернулись к ним, устрашающе защёлкали жвалами и зашевелили огромными усами, будто бы говоря: «Ну ка, ну ка, подходите поближе! Мы вам покажем! Перегрызём пополам, как трухлявые ветки! В порошок сотрём!» Но Рылейку не так то просто было напугать. Она подскочила к самому крупному дровосеку и лихо отрубила ему ус. Жук бросился наутёк, а Рылейка накинулась на оставшихся.

На Корнюшона двинулся большой, ростом с мальчика, бурый усач. Он раскрыл свои острые жвалы и стал неторопливо приближаться. Сухие чешуйки коры осыпа́лись под его твёрдыми лапами, покрытыми уродливыми шипами и наростами. Корнюшон в замешательстве остановился. Ему вдруг ужасно захотелось повернуться к захватчику спиной и задать стрекача. Куда нибудь подальше – на соседнюю ветку, в Рылейкин дом, а ещё лучше – к папе и маме. «И зачем я только сюда приехал? Жил бы себе тихо в почтовом ящике», – подумал он.

Но тут шпага в его руке дрогнула и тонко зазвенела, словно просясь в бой. Мальчик глубоко вздохнул и бросился на жука.