– Некому, мэм.
Мэрибет улыбнулась на это, и Джуд подумал: наверное, ее в первый раз назвали «мэм».
– А как насчет матери? – спросила она.
– Она в тюрьме. Надеюсь, она никогда оттуда не выйдет, – сказала Риз и опустила глаза в чашку с какао. Она стала теребить волосы, наматывая тонкую прядь на палец снова и снова. Джуд столько раз наблюдал за тем, как это делала Анна. Потом Риз продолжила: – Я не люблю о ней рассказывать. Проще было бы притвориться, что она умерла или еще что-нибудь. Никому бы я не пожелала иметь такую мать. Проклятье – вот что она такое. Если бы я узнала, что однажды стану такой же матерью, как она, то немедленно стерилизовала бы себя.
Когда Риз допила какао, Джуд надел плащ и сказал, что отвезет ее на автобусную станцию.
Некоторое время они ехали молча, с выключенным радио. Только дождь стучал по стеклу, и постукивали «дворники» «чарджера». Джуд повернулся, чтобы посмотреть на Риз, и увидел: она откинула спинку кресла, накрылась своей курткой и улеглась, закрыв глаза. Он решил, что она спит.
Но через некоторое время она открыла один глаз и спросила:
– Вы действительно любили тетю Анну?
Он кивнул. «Дворники» неутомимо сметали со стекла воду: «скрип-тук, скрип-тук».
Риз сказала:
– Моя мама делала такие вещи, которые делать нельзя. Я бы отдала левую руку, лишь бы забыть о них. Так вот, мне кажется, что тетя Анна узнала о том, чем занималась мама – мама и дедушка, – и поэтому покончила с жизнью. Потому что она не могла жить с тем, что знала, и рассказать об этом не могла. Я знаю, что она была очень несчастна. Наверное, с ней тоже случилось что-то плохое, когда она была маленькой. Может, то же, что и со мной.
Риз смотрела теперь прямо на Джуда.
Вот как. По крайней мере, Риз не знала всего, что совершила ее мать. Для Джуда это означало одно: все-таки в мире есть милосердие.
– Я прошу прощения за то, что отстрелила вам палец, – сказала Риз. – Правда, мне очень жаль. А иногда я вижу сны про тетю Анну. Мы вместе ездим на машине. У нее во сне классная машина: старинная, вроде вашей, только черная. И тетя Анна больше не грустная – в смысле, в моих снах она не грустит. Она сказала мне, что вы пришли к нам тогда не для того, чтобы убить меня. Сказала, что, наоборот, вы хотели покончить с… этим. Чтобы мать больше не делала этого. Вот я и приехала извиниться. Надеюсь, что вы счастливы.
Он кивнул, но ничего не ответил, потому что, если честно, не доверял своему голосу.
В здание автовокзала они вошли вместе. Джуд оставил ее на облезлой деревянной скамье, а сам подошел к кассе и купил билет до Буффало. Кассирша положила билет в конверт. Джуд засунул туда же, в конверт, двести долларов и записку со своим номером телефона и просьбой позвонить, если в дороге с Риз что-нибудь случится. Вернувшись, он не отдал конверт ей в руки, а засунул в карман ее рюкзака, чтобы она не увидела деньги сразу и не попыталась вернуть их.
А потом она вышла вместе с ним на улицу, где дождь припустил сильнее. Уже стемнело, все вокруг было мрачным, синеватым и холодным. Он повернулся к Риз, чтобы попрощаться, а она встала на цыпочки и поцеловала его в холодную мокрую щеку. До этого момента он воспринимал ее как молодую женщину, но ее поцелуй был бездумным поцелуем ребенка. Мысль о том, что она в одиночку едет через всю страну и никто за ней не присматривает, нравилась Джуду все меньше.
– Желаю удачи, – произнесли они в один голос и засмеялись.
Джуд сжал ее ладонь и кивнул, но им больше нечего было сказать друг другу, кроме «до свидания».
Было совсем темно, когда Джуд вернулся домой. Мэрибет достала из холодильника две бутылки пива и стала искать в ящиках открывалку.
– Мне бы хотелось что-то сделать для нее, – сказал Джуд. |