— Надо же. Давно такого не было. Релти стала благосклонна к Белговорту?

— А теперь самое интересное и таинственное. Вы помните, что Ларри Ронси получил двойное благословление? Так вот — он недавно получил ещё одно. Вслед за ним благословление получил его друг Федр, а потом Элина Смайль, из двадцать пятой группы.

— Она-то тут при чём?

— Я так же подумала, но оказывается — это единственная девушка, которую Ларри в свой клуб принял!

— Это что же она такое сделала, чтобы благословление заработать?

— Да я бы за Навык хоть что…

— Ты-то понятно.

— Всё-таки я тебе сейчас врежу.

— Придержи свою злость до арены.

— Но и это не всё. Ларри подарил браслет Эмгане Биструд, своей старосте.

— Ты это уже говорила…

— Мне одной кажется странным, что эта Эмгана в одной карете с Ларри в центральный храм ездила себе за Навыком? Говорят, Знаки у неё и у Ларри чуть ли не в одно время цвет поменяли. Прямо на глазах у всей группы.

— К нам в Академию попал посланец богини Релти?

— Говорят, его на первом курсе чморили все, кому не лень…

— Похоже, зря они это делали…

— А мне попросту завидно. Вот. И браслетик хочется… — донесла своё мнение распространительница новостей.

Громкие вздохи девушек выразили ей общую солидарность по обоим пунктам сразу.

* * *

Найти преподавателя по единоборствам мне помог лэр Дигр.

— Если за месяц Густав тебя хотя бы раз похвалит или ты ему по морде попадёшь, то можешь считать, что мне ты зачёт за год сдал, — напутственно хлопнул Балич меня по плечу.

Вопреки канону мой будущий сэнсэй был блондинистого вида и имел серо-голубые глаза, широко распахнутые и придававшие ему удивлённый вид, не лишённый некоторой артистичности.

Договорились мы с лэром Густавом Тедориком на восемь двухчасовых занятий в месяц.

Плата в два золотых за этот цикл занятий не показалась мне чрезмерной. Отчего-то я был уверен, что мне достаточно будет «вспомнить» то, чего я никогда не знал. Откуда-то же накатывают на меня порой прозрения по апперкотам или уязвимым точкам на теле человека. Ни Ларри, ни Сергей Вяткин никогда ничего подобного не изучали. Думаю, стоит разбудить эти знания, а когда они активируются, начать приучать тело и мышечную память к тем приёмам, ударам и связкам, что станут доступны.

Внешняя безобидность лэра Тедорика оказалась обманчивой. На первом же занятии он вдоволь повозил меня мордой об пол зала и если бы не защита из жилета, подбитого войлоком, то он и ребра бы мне качественно пересчитал. Целители устали бы переломы лечить. Лишь ближе к концу занятия, во время третьего спарринга, я перестал быть грушей для битья и начал огрызаться.

За два часа мы провели три спарринга по пять минут. Всё остальное время у меня ушло на отработку показанных им движений и акцентированные удары по груше руками и ногами.

— Что могу сказать: — для первого раза совсем не плохо. С кем-то занимался? Школа чувствуется, но не пойму, какая, — спросил у меня Густав после тренировки, — Особенно ноги твои удивляют. Признаюсь, даже для меня было много неожиданностей.

— Сосед у нас в охране важного вельможи служил, пока на пенсию не ушёл. Он кое-что нам показывал, когда мы пацанами были, а потом сами тренировались. К концу школы я тренировки совсем забросил и сейчас многое вспоминать приходится.

Понемногу привыкаю врать, на ходу изобретая правильные сорта лапши, предназначенные для ушей собеседников. К счастью, особой потребности в этом нет, но всё-таки мне не всё подряд можно рассказывать и невпопад отвечать на неудобные вопросы. Ибо чревато.

— Ага.