Господи! Я не был здесь три тысячи лет, это – миллион дней. Позволь мне ещё одну, последнюю проверку. Вон там, под старой Ивусейской стеной, есть выемка в скале – туда я прятал каждую неделю глиняные черепки, на которых делал заметки для будущих летописей о короле Давиде. Неужели я их там найду, ведь рядом с моим тайником копали археологи – вон их табличка: «Площадка «G»! Господи, дай мне найти мои черепки…

Да вот же они!

«Я приступаю к этим записям, поражённый тем, что пережил кончину великого Давида и дотянул до старости, которая пришлась на дни умиротворения, изобилия и строительства Храма. Король Шломо просил меня записать для будущей храмовой библиотеки всё, что вспомню о каждом событии, случившемся в дни правления его отца. И я ему обещал – ведь я рождён был затем, чтобы в старости начать и завершить рассказ о тех днях короля Давида, коим Господь назначил меня свидетелем.

Это занятие захватило меня, воспоминания увлекли, и мне стала в радость работа писца. Король Шломо пожелал назвать хроники «Рассказы тех дней». В них будут, кроме моих воспоминаний, родословные двенадцати наших племён и тринадцатого – племени священников Леви, списки выделенных этому племени городов-убежищ и законы службы в Храме – их сейчас вводит наш первосвященник Цадок. Мне пришёлся по душе замысел Шломо поместить в тех же хрониках списки королей, правивших за Иорданом, в Аммоне, Моаве и Эдоме – государствах, покорившихся мечу Иоава бен-Цруи, командующего армией Давида.

Я поднимаюсь с восходом солнца и, едва закончив омовение, утреннюю молитву «Шахарит» и трапезу, спешу прочитать вчерашние записи перед тем, как их продолжить.

Когда будущий летописец станет составлять хроники короля Давида, пусть следует нашим Священным свиткам, но и присовокупит к ним мои записи – ведь я находился при Давиде неизменно от первой нашей встречи и до смерти великого короля в его городе».

Теперь и ты, читатель, знаешь мою тайну, а я понимаю, почему мне так трудно с моими современниками даже в собственной семье, зато ничего не стоит подойти и расспросить любого из воинов Давида о недавнем походе или задать вопрос первосвященнику Цадоку.

Вчера в Иерусалиме я встретил Рицпу, наложницу короля Шауля, на том самом месте, где Давид разрешил ей похоронить сыновей, повешенных гивонитами. А сегодня лицо её появилось в газетах. В них Рицпу называют новой репатрианткой из Йемена. Из Йемена… До сих пор такие зелёные глаза я встречал только у Рицпы и полудиких иерусалимских котов.

Когда служил в Армии обороны Израиля, и мне выпадала охрана лагеря в ночную смену, я разглядывал лица солдат, догадываясь, что время не изменяет спящих. Такими же были они у воинов Иоава бен-Цруи, храпевших под стенами Раббы, и у сыновей Шауля, уснувших на разогретом солнцем ячменном поле.

Мне кажется, в толпе празднующих у Стены Плача бар-мицву, то есть тринадцатилетие мальчика, я видел Бат-Шеву, жену Давида, только у неё на шее помещалось столько бус!

В прошлой жизни я не успел завершить мою работу. Господь возвратил меня к ней, и только по окончании её я уйду из мира живых на совсем иные дороги Божьего мира.

Итак, сначала хочу вспомнить всё, что слышал о Давиде, прежде чем встретил его в Ивусе – городе, только что завоёванном иврим.

***

Часть I. Хеврон

Глава 1. Кто этот юноша? Кто он?

По окончании недельного траура по Шаулю и всем иврим, павшим в сражении у горы Гильбоа, Давид и с ним несколько сотен воинов с семьями, скарбом и стадами овец покинули селение Циклаг. Многие происходили из племени Йеѓуды, и когда стало известно, что Бог велит им с жёнами и детьми идти в Хеврон, их главный город, они обрадовались, и стали громко обсуждать слух о скором провозглашении Давида королём вместо Шауля, да будет благословенна его память!

Однако, подойдя к Хеврону, Давид решил, что всем воинам сразу нельзя туда входить, прежде чем закончатся переговоры с советом старейшин города, возглавляемым старцем Бецалелем: появление такого множества вооружённых людей может быть понято как желание захватить город.