Он опускается все ниже и ниже, не видя ничего, кроме земли и камней, в ноздри ударяют запахи праха. Однако какое-то чувство подсказывает ему, что он направляется в место, которое видел раньше. Видел мельком. Это место не для простых смертных.

Тьма не рассеялась, но возникло ощущение окружающего пространства, как будто он попал в гигантскую пещеру. Оттуда пробивается свет или какие-то отблески. Вряд ли его отец и небесный покровитель отпустит его, не показав что-нибудь.

И вдруг тени приобрели очертания. Одна из них внезапно бросилась ему в лицо, выскочила из темноты с шипением, в котором было столько ненависти, что оно переходило в визг. Шеф конвульсивно дернулся в постели, стараясь отпрянуть. Слишком поздно, его взор разглядел голову уставившегося на него чудовищного змея. Змей снова бросился, его ядовитые зубы щелкали в каком-то ярде от лица.

Змей прикован, понял Шеф. Он не может дотянуться. Змей бросился еще раз, теперь на кого-то другого. И снова не смог дотянуться. Чуть-чуть.

Под собой Шеф теперь видел распростертую в темноте фигуру гиганта. Огромными железными цепями он был прикован к скале. Тело Шефа пробрала дрожь, когда он понял, кого видит перед собой. Ведь это мог быть только Локи, погубитель Бальдра, отец чудовищного отродья, враг богов и людей. Прикованный здесь по приказу своего отца Одина, чтобы муки его не прекращались до Последнего Дня. До дня Рагнарока.

На жестоком лице проступает страдание. Шеф видит, что змей, хоть и не может добраться до своего прикованного врага, клацает ядовитыми зубами в каких-то дюймах от его головы. Яд брызжет прямо в лицо, которое Локи не может отвернуть, разъедает кожу и плоть, разъедает не как яд, а как нечто, чему Шеф не знает названия.

Но что-то в искаженном лице не меняется. Выражение затаенной хитрости, приготовленного обмана. Присмотревшись внимательней, Шеф видит, что исполин напрягает все силы, непрестанно дергая прочно приделанную к камню окову на правой руке. «Я видел это раньше, – вспомнил Шеф. – И я видел, что крюк почти вырван».

А вот и отец. Кажущийся маленьким по сравнению с Локи и с гигантским змеем, но сохраняющий полное самообладание, не обращая внимания на тянущиеся к нему ядовитые зубы.

– Ты пришел издеваться над моими муками, Риг? – хрипло шепчет Локи.

– Нет, я пришел посмотреть на твои цепи.

Лицо страдающего бога приобрело замкнутое выражение, чтобы не выдать ни страха, ни досады.

– Никакие цепи не смогут вечно удерживать меня. И моего сына, волка Фенриса, не вечно будет удерживать Глейпнир.

– Знаю. Но я пришел, чтобы ускорить дело.

Не веря глазам, Шеф увидел, что его отец, бог ловкости и обмана, достал из рукава какой-то металлический инструмент и, спустившись, начал раскачивать вбитый в скалу крюк, удерживающий цепь от правого запястья Локи. Прикованный бог тоже не мог поверить своим глазам, застыв в неподвижности, пока разъедающий плоть яд не заставил его сморщиться.

Почувствовав, что уже всплывает, возвращается в мир людей, Шеф снова услышал хриплый шепот:

– Зачем ты это делаешь, обманщик?

– Можешь считать, что, по-моему, Рагнарок слишком долго не приходит. Или что я требую для Локи такой же свободы, как для Тора. В общем, есть тот, кого я хочу с тобой познакомить…

Шеф вывалился из забытья, сердце его бешено колотилось. «Меня? – подумал он. – Не меня. Чур, не меня».

Однако все шло своим чередом. Вот его друг и товарищ Альфред, он повернулся на ступенях и ободряюще протянул руки к крепкому малышу, спускающемуся следом. Маленький Эдвард то ли прыгнул, то ли упал в объятья отца. За ними, улыбаясь счастливой материнской улыбкой и прижимая к бедру второго ребенка, шла та, кого Шеф не мог забыть.