|
— Отец может прийти с минуты на минуту… Этого еще недоставало! — с тревогой крикнула она, видя, что Ноэ опускается пред нею на колени. — Ведь на окнах нет ставен, могут увидеть… Так идите хоть сюда! — с отчаянием сказала она, увлекая Ноэ в маленькую комнатку, смежную с лавочкой и обставленную с большой роскошью. — Знаете ли вы, сударь, продолжала она, стараясь суровым тоном замаскировать ту радость, которая против воли вспыхнула у нее на сердце при виде того, как Ноэ снова опустился пред нею на колени и нежно обвил се стан, — знаете ли вы, что ваше поведение переходит все границы?
— Я люблю вас! — ответил Ноэ, взяв ее руку. — Но бегите же прочь, безрассудный! — сказала она, не отнимая, однако, своей руки у Ноэ. Последний не успел ответить ей что-либо, как в дверь лавочки сильно постучали и чей-то голос крикнул: — Паола! Годольфин! — Боже мой! Отец! — растерянно шепнула Паола. — Если он застанет вас здесь, он убьет вас! Она взволнованно оглядывалась по сторонам, разыскивая какую-нибудь норку, в которую можно было бы спрятать смелого влюбленного. Наконец, когда с улицы вновь послышался отчаянный стук, она втолкнула Ноэ в свою уборную и побежала открывать дверь, шепнув: — Не шевелитесь, иначе вы погибли!
XI
Если бы Рене не был сам так расстроен, он непременно заметил бы, как бледна и взволнована его дочь. Но теперь он только сердито буркнул: — Что ты, спала, что ли? Не можешь поторопиться… — Я не спала, — ответила девушка, — просто я боялась, потому что Годольфина нет дома. — А куда провалился этот бродяга, нищий? — Он пошел к портному за вашим парадным платьем. Рене бросил на прилавок плащ и шляпу и, пройдя в комнату дочери, сердито уселся там в кресло. Паола с бьющимся сердцем подвинула свое кресло к двери уборной. — Черт знает что такое, — сказал Рене, угрюмо осматривая дочь. — Ты разодета, словно принцесса. Неужели надо разодеваться в пух и прах, чтобы торговать духами? — Что же мне, нищенкой одеваться, что ли? — недовольно возразила Паола. — Не нищенкой, но согласно твоему положению! — Кажется, я — ваша дочь! — А что я такое? Жалкий торговец парфюмерией. — Полно, отец! Разве я не знаю, что вы очень богаты, так богаты, что давно могли бы бросить все это и зажить барином в собственном дворце. К тому же вы дворянин. И я совершенно не понимаю, что мешает вам жить согласно своему званию, придворному положению и состоянию, что мешает вам выдать меня замуж за знатного дворянина! — Проклятие! — крикнул Рене. — Да ты хочешь, видно, убить своего отца, несчастная? Паола с недоумением взглянула на отца, слова которого казались ей совершенно непонятными. Рене сейчас же переменил тон и продолжал: — Прости меня, милая девочка! Я кажусь тебе тираном-отцом, который жертвует счастьем своей дочери по непонятному капризу… А между тем Бог свидетель, что я страстно желал бы видеть тебя женой знатного дворянина, важной дамой, утопающей в довольстве и холе. Ведь ты прекрасна, Паола; кроме тебя, я никого не люблю на свете, и все-таки твое замужество невозможно! — Но почему? — Потому что в тот день, когда ты выйдешь замуж за дворянина, я умру! — Флорентинец привлек к себе дочь, посадил ее к себе на колени и спросил: — Веришь ли ты во влияние созвездий, в предсказания гадалок, в волхвование, осуществляемое путем наговоров и волшебных снадобий? — Разумеется нет, — улыбаясь, ответила Паола. |
