– Но ведь надо найти, – со слезами в голосе проговорила секретарь, старательно упирая на последнее слово в предложении. Но, не дождавшись никакой реакции, поплелась в приемную, заранее предвкушая выговор, или лишение премии, или и то, и другое сразу.
– Надо найти, – в который раз повторяла про себя Оксана, притормаживая и всматриваясь в номера домов. Следовало признать, что, как ни замечательно ориентировалась она в Москве, все же нужно, в конце концов, наступить на горло собственной самонадеянности и приобрести-таки навигатор, чтобы не тратить драгоценное время на поиски неизвестных домов в незнакомых районах. Хорошевку, конечно, никак нельзя было назвать «незнакомым районом», все же половина жизни была прожита здесь. Но если вспомнить о том, что она сбежала отсюда при первой возможности и не показывала носа больше пятнадцати лет, то растерянность, вызванная произошедшими изменениями в облике полузабытых улиц, переставала удивлять. Мосты и эстакады третьего кольца, вечно переполненные машинами, заглушали былую тишину дворов. Высокие современные жилые кварталы с их пафосным внешним видом и вечной гонкой за всем самым-самым только портили впечатление, нарушали целостность, которая существовала когда-то у улиц, переулков, домов. И… людей. Она никак не могла отнести себя к противникам прогресса, тем более что обзавелась и иномаркой, и хорошей квартирой, и чудесами техники в исполнении корпорации «Apple», но невозможность вернуться туда, откуда когда-то так жаждала вырваться, теперь Оксану почему-то разочаровала. И ледовый дворец, и окружающие его многоэтажки, безусловно, были построены по необходимости, а не из прихоти, но вид чистой, ухоженной, охраняемой территории вместо радости и удовлетворения нагнал щемящую и совершенно неожиданную ностальгию по грязным, заброшенным, никому не нужным пустырям, по которым можно было носиться, играть в казаки-разбойники, искать сокровища и просто болтаться без дела, пиная бутылки и горланя песни. Оксана поймала себя на мысли, что, если человек, к которому она ехала, окажется жителем новостройки, вытеснившей окрестных детишек с пустырей, она даже не выйдет из машины: просто проедет мимо и уберется из этого района, чтобы опять долго не возвращаться. Однако, оказавшись на нужной улице, она вздохнула с облегчением. Здесь все было, как раньше: тихие дворы, старые машины, редкие деревья у лавочек, а на лавочках бабушки в дождевиках, проклинающие погоду, соседей, правительство и саму жизнь, сочувствующие только очередной Мануэле, Алехандре или Кармелите.
Теперь оставалось только отыскать нужный дом. И Оксана медленно передвигалась от таблички к табличке, пытаясь сквозь туман и струи дождя разглядеть необходимый номер. Наконец, он был найден. Она припарковалась и под пристальными и, разумеется, неодобрительными взглядами поклонниц сериалов, снова забыв о зонтике, вбежала в подъезд. Благо, искать его не было необходимости: квартира под номером три должна была находиться именно в первом подъезде. Там она и располагалась. Добротная дверь и чистый, не вытертый коврик перед ней говорили о том, что внутри царит достаток. Оксане это понравилось. В конце концов, люди не настолько глупы, чтобы платить тому, кто их дурит. Подумала так и тут же одернула себя: и глупы, и наивны, и доверчивы сверх всякой меры. Иначе не процветали бы мошенники, лохотронщики и спекулянты. Хотя, с другой стороны, доверчивость эту можно списать и на присущий людям оптимизм и вечную, просто неиссякаемую надежду на светлое будущее. Верит человек в собственную удачу и везение, и разве можно его в этом упрекнуть? Оксане хотелось верить, что дверь и коврик говорят о профессионализме человека, ждущего в квартире, а не о его успехах в надувательстве. Впрочем, рекомендации у этой женщины, последней надежды Оксаны в борьбе с курением, были наидостойнейшие. Без рекомендаций Оксана давно ни к кому не ходила. Со своей проблемой обращалась уже к нескольким дипломированным и именитым наркологам, к знахарям без свидетельств об образовании, но с огромным опытом, и даже к гипнотизерам. |