– Потрясающая вещь, – восхищенно сказала Марта, обняв Дани своими сильными, но одновременно нежными руками. – Ты великолепна сегодня. Судьи попадают со стульев, увидев тебя.

– Если я не упаду раньше, чем они заметят мою корону, – смеясь, ответила Дани, похлопывая Марту по руке. – Ну теперь то уж я могу пойти посмотреть, как там мои соперницы?

– На кого смотреть то? Тебе нет равных, – ворчливо ответила Марта, отступая на шаг назад и помогая Дани подняться, потому что самой ей это было достаточно трудно сделать – она давно уже надела коньки, готовясь к выступлению. – Помни мои слова, когда выйдешь на лед.

– Я не забуду, – ответила Дани, наклоняясь вперед и легонько целуя Марту в щеку. – Ты идешь со мной?

– Не сейчас. Я хочу прибрать здесь немного. Я приду, когда ты начнешь выступление.

Дани кивнула.

– Увидимся.

Она открыла дверь и поспешила, насколько это было возможно в зачехленных коньках, к двери, ведущей на каток. Она шла по длинному, пустому коридору, размышляя о том, что вокруг нет ни единой живой души – все, затаив дыхание, наблюдали за уже, вероятно, заканчивающимся выступлением Шмидт, за ее настойчивыми попытками заполучить «золото». Только что отзвучала музыкальная увертюра из «Лебединого озера». «Закономерный выбор, учитывая ее классический стиль. Она, без сомнения, превосходно откатала свою программу», – подумала Дани. Ее ладони внезапно вспотели и стали липкими, и Дани нервно вытерла их о мягкий материал своей юбочки. Она не должна позволить этой мысли выбить ее из колеи. Да, конечно, Шмидт выступила великолепно, но ведь и она не хуже. Нет, ей надо быть лучше, а не «не хуже», если она хочет обогнать Шмидт: та же пока на первом месте!

Дани продолжала неуклюже идти вперед. Она всегда чувствовала себя выброшенной на берег русалкой, когда ей приходилось передвигаться в коньках не по льду, а по полу. Наконец она добралась до двери, открыла ее, и музыка буквально нахлынула на нее. Проход между трибунами был забит фигуристами, тренерами, телерепортерами и операторами с их камерами. Дани осторожно переступила через несколько длинных проводов, прикрепленных к теле – и видеоаппаратуре, и стала медленно пробираться сквозь толпу, отыскивая глазами Бо. Наконец она увидела его. Бо стоял и напряженно, не отрывая взгляда, смотрел на табло в ожидании оценок Шмидт. Дани, облегченно вздохнув, поспешила к нему. Она так и не увидела ничего из выступления немецкой фигуристки.

– Как она выступила? – шепотом спросила она, подойдя к Бо и сжав его руку.

– Хорошо, – сквозь зубы ответил Бо. – Чертовски хорошо. Ее оценки за технику – все до единой 5.9, кроме арбитра из Канады. Он поставил 5.8.

Внезапно на табло загорелись оценки за артистичность. Бо тихонько присвистнул.

– Не слишком хороши, но все же достаточно высоки. Ты должна очень постараться, чтобы опередить ее. – Он быстро взглянул на Дани. – Ты ведь всегда любила, когда тебе бросали вызов.

– Сейчас можно было бы обойтись и без него. Такое чувство, как будто я сажусь играть, зная, что у противника на руках все тузы.

– Не тузы, Дани. Возможно, несколько королей, – произнес позади нее чей то мягкий бархатный голос.

«Энтони!»

Дани резко повернулась, чувствуя, что сердце готово выскочить из груди. «О Господи, он пришел!»

Энтони стоял в своем узком темно сером пальто, засунув руки в карманы, темные волосы были слегка растрепаны.

– Я вдалбливал в тебя эту философию последние четырнадцать лет и думал, что ты наконец прониклась ею.