|
— Но что он может мне предложить? — Почем я знаю? Вероятно, что-нибудь невозможное. — А вы, матушка, не догадываетесь – что именно? — Нет, я могу только предполагать; например-… Екатерина остановилась. — Ну так что же? — Я предполагаю, что, так как он верит наговорам о ваших честолюбивых замыслах, он хочет получить доказательство вашего честолюбия из ваших собственных уст. Представьте себе, что вас будут искушать, как, бывало, искушали преступников, чтобы вырвать у них признание без пытки; представьте себе, – продолжала Екатерина, пристально глядя на Генриха, – что вам предложат управление государством, даже регентство. Невыразимая радость разлилась в угнетенном сердце Генриха, но он понял ход Екатерины, и его сильная и гибкая душа вся напряглась под этим натиском. — Мне? – переспросил он. – Но это была бы слишком грубая ловушка предлагать мне регентство, когда есть вы, когда есть мой брат герцог Алансонский… Екатерина закусила губы, чтобы скрыть свое удовлетворение. — Значит, вы отказываетесь от регентства? – живо спросила она. «Король уже умер, – подумал Генрих, – и она устраивает мне ловушку». — Прежде всего я должен выслушать французского короля, – ответил он, – вы же сами сказали, что все, о чем мы сейчас говорили, – только предположение. — Разумеется, – заметила Екатерина, – но это все же не мешает вам открыть свои намерения. — Ах, Боже мой! – простодушно воскликнул Генрих. – Так как я ни на что не притязаю, у меня нет никаких намерений! — Это не ответ, – возразила Екатерина и, чувствуя, что время не терпит, дала волю своему гневу. – Так или иначе, отвечайте прямо! — Я не могу ответить прямо на предположения, ваше величество: определенное решение – вещь настолько трудная, а главное – настолько серьезная, что надо подождать настоящих предложений. — Послушайте, – сказала Екатерина, – мы не можем терять время, а мы теряем его в бесплодных пререканиях, в увертках. Сыграем игру так, как подобает королю и королеве. Если вы согласитесь принять регентство, вы погибли. «Король жив», – подумал Генрих. — Ваше величество! – ответил он твердо. – Жизнь людей, жизнь королей в руках Божиих! Бог вразумит меня. Пусть доложат его величеству, что я готов предстать перед ним. — Подумайте хорошенько. — За те два года, что я был в опале, за тот месяц, что я был узником, у меня было время все обдумать, и я обдумал, – с многозначительным видом ответил Генрих. – Будьте добры, пройдите к королю первой и передайте ему, что я следую за вами. Эти два храбреца, – добавил Генрих, указывая на двух солдат, – позаботятся, чтобы я не убежал. Кроме того, я отнюдь не намерен бежать. Слова Генриха прозвучали так твердо, что Екатерина прекрасно поняла: все ее попытки, в какую бы форму она их ни облекала, не достигнут цели, и она поспешила удалиться. Как только она скрылась из виду, Генрих подбежал к парапету и знаками сказал де Муи «Подъезжайте поближе и будьте готовы ко всему». Де Муи было спешился, но тут он вскочил в седло и вместе с запасным конем галопом подскакал и занял позицию на расстоянии двух мушкетных выстрелов от донжона. Генрих жестом поблагодарил его и спустился вниз. На первой площадке он встретил ожидавших его двух солдат. |
