Если бы в этот момент я мог говорить или думать, то наверняка выдавил бы из себя нечто наподобие: «Bay!!!»

Но ни говорить, ни думать я был не в состоянии, поэтому просто лежал и зачарованно смотрел, как женщина-демон обрастает плотью, встает, спокойно подходит к Билли и коротким, хлестким ударом клинка рассекает ему горло…

Затем поворачивается и идет к старику.

Словно зачарованный, я не мог оторвать от нее глаз, а в голове не было не то что испуга – абсолютно ничего. Даже слабого намека на какое-либо чувство или хотя бы самую простую мысль.

Мелькнула в воздухе молния-лезвие – и несчастный старик повторил судьбу мужественного Билли, а хладнокровная убийца направилась ко мне, чтобы разделаться с последним из оставшихся в живых.

* * *

Нельзя сказать, что голова Гарха чувствовала себя плохо. Это было бы в корне неверно. Выражение «плохо себя чувствовать» обычно употребляется, если что-то не ладится или идет не так, как планировалось изначально. В данном же случае более уместным было определение «непередаваемо отвратительно». Потому что ни о каких глупых «ладится – не ладится» речь вообще не шла. И если бы несчастная голова могла грызть землю от ярости, то, скорее всего, нашла бы отдушину в этом увлекательном занятии. Но беда заключалась в том, что она лежала на затылке, и до земли ей зубами было не достать. Поэтому грызть было нечего, а дикое бешенство, затопившее пропитанные ядом мозги, могло свести с ума кого угодно.

Но даже и это было еще далеко не все. И без того безнадежную ситуацию усугубляло беспощадно палящее солнце, как будто решившее жестоко посмеяться над обреченным полусмертным.

Но полусмертному (точнее, его жалким останкам) было совсем не смешно. Может быть, именно поэтому первые два дня голова сходила с ума молча. Затем громко кричала и выла, потом опять замкнулась в себе. На пятый день пришло неожиданное просветление, и голова поняла, что если не хочет основательно прокоптиться, превратившись в некое подобие высохшей мумии, то нужно что-нибудь срочно предпринять.

Идея, вне всякого сомнения, была свежей и актуальной, но не более того. Так как лежащая на затылке голова не могла совершать никаких действий, то выхода из сложившейся ситуации не было.

Она еще немножко посходила с ума, покричала и повыла, помечтала о том, как было бы расчудесно погрызть землю, а затем…

В момент очередного кратковременного просветления поняла, что обладает одной чрезвычайно ценной и полезной вещью. И называется эта прекрасная вещь – язык. А что, пожалуй, самое замечательное – этот язык находится внутри головы.

– Жизнь прекрасна и удивительна!!! – в неподдельном восторге вскричала несчастная голова и от полноты чувств прищелкнула языком.

Звук получился звонким и чистым, словно цокот копыт игривого жеребенка.

Мысли головы перескочили было на жеребят, кобыл, гордых жеребцов – и она даже на некоторое время забыла и про язык, и про все остальное, но, к счастью, опомнилась.

«Думай о языке, – строго-настрого приказала себе голова, – потому что только он может спасти тебя».

Но, как оказалось, это было достаточно трудно. Трупный яд, циркулирующий в голове, не способствовал концентрации, и ей с огромным трудом удавалось сохранить в своем нестабильном сознании образ языка-спасителя.

Может возникнуть вполне уместный вопрос: что же такого замечательного было в этом языке?

По большому счету – ничего. Это был обычный язык и не более того, но при всем при том у него имелось одно чрезвычайно ценное свойство – его можно было съесть. После того как зловещий некромант Антопц покрыл голову полусмертного Гарха защитной пленкой, все, что осталось у несчастного из прошлой жизни, – мозги и язык.