Ей было жарко и тесно, и она расстегнула жакет, прежде чем войти в покои, думая, что задохнется, если подождет еще немного. Ей хотелось сжечь дотла эту форму – кандалы королевской рабыни, выставленные на всеобщее обозрение.
Ворвавшись в свою комнату, она сорвала с плеч темно-синий жакет, бросила его на кровать и расстегнула верхние пуговицы рубашки, чтобы воздух обдувал грудь. Затем, распахнув балконные двери, сделала долгий, глубокий вдох обжигающего зимнего воздуха, который в прошлом месяце разом прогнал осень. Зима всегда была самым продолжительным сезоном, но Фейт радовалась долгим ночам и холодному ветру. Несмотря на самое холодное время года, солнце продолжало лить свои мощные лучи на чудесный, безупречный город. Отражения от высокого стекла и белого камня превращали его в море сверкающих кристаллов.
Оно не грело, но когда луч света упал на лицо, Фейт шагнула дальше и закрыла глаза, поддаваясь успокаивающему чувству. А когда снова открыла их, то словно почувствовала окутывающее неземное присутствие в этих лучах, вызывающих в памяти образ Богини Солнца. Она не посещала Ориелис после единственной трудной встречи с Духом Жизни, чуть больше трех месяцев назад, хотя ей казалось, что прошла целая жизнь.
Все изменилось. Она сама и обстоятельства вокруг. И хотя душа оставалась привязанной к Вечному лесу до возвращения руины храма – безрассудная сделка, заключенная в пылу отчаяния, – ее смертному существованию был вынесен другой пожизненный приговор. Неразрывная связь с королем Хай-Фэрроу.
У Фейт не осталось ничего, что можно было бы обменять, и она чувствовала себя взаперти, с ужасом думая о том, что больше не принадлежит самой себе. Что ранило и подавляло больше всего с того дня, как пришлось отдать свою жизнь демону в замке, так это тяжелый груз печали из-за разлуки с друзьями. Они были в безопасности, и только за это она благодарила духов в окутавшей ее тьме. Но это не облегчало боль в сердце от их отсутствия.
Чтобы утвердить свой контроль, а может, чтобы еще сильнее ее помучить, король запретил ей покидать территорию замка даже с охраной. Каменные стены медленно сдвигались, угрожая полностью сломить ее дух, если она продолжит находиться здесь.
Своим здравомыслием Фейт во многом была обязана Тории. Было забавно вспоминать их первую встречу, когда она приставила кинжал к горлу девушки, чтобы привлечь внимание короля. Позже они посмеялись над этим, после долгих извинений Фейт, узнавшей, какой доброй и гостеприимной в действительности оказалась Тория. Форма их ушей имела не большее значение, чем имел разный тон их кожи. Ничто из этого ее не волновало, и она радовалась уютному общению и возможности отвлечься от мыслей о конкретной блондинке, по обществу которой так сильно тосковала.
Только биение сердца начало замедляться, а дыхание выравниваться, раздался стук. Не давая ей возможности ответить и прогнать незваного гостя, дверь со скрипом отворилась, и Фейт точно знала, кто пренебрег формальностями.
В проеме показалась знакомая копна черных волос. Изумрудные глаза Ника сверкнули более яркими зелеными оттенками, когда он вышел наружу, чтобы присоединиться к ней. Принц небрежно засунул руки в карманы, закрыв глаза и сделав глубокий вдох, нежась в лучах солнца. Завитки света целовали его светлую кожу, в то время как темные ресницы отбрасывали мягкие тени на щеки. Фейт отвела взгляд и перегнулась через каменные перила, не в силах заглушить мучительные мысли о его непринужденной красоте.
– Думал, мой отец вот-вот взорвется, услышав, как ты называешь его дураком, – вместо приветствия сказал он.
Фейт усмехнулась:
– Я никак его не называла. Он сам хочет знать, о чем думают участники собрания. Если Его Величество настолько чувствительный и подобные слова ранят его, стоит конкретнее обозначить, о чем мне доносить.
– Может, и так, но тебе следует быть осторожней. Он может решить, что твоя полезность не перевешивает наглость. |