Когда прошли первые приступы ярости, он уже был способен выслушать жену.
Он тоже не забывал судьбу матери.
Вдвоем они сочинили письмо королю, и принц переписал его.
«Если вопреки своей воле я имел несчастье обидеть Ваше Величество, то умоляю о прощении и прошу не сомневаться в уважении, которое я питаю к Вашему Величеству. Я не в обиде на герцога Ньюкастлского…»
Каролина медленно перечитала письмо.
– Я должен послать это старому негодяю? – чуть не плача, спросил принц.
– Боюсь, что да, – вздохнула она. – У него огромная власть. Мы не должны забывать о судьбе твоей матери.
Они унизились, и королю это доставило удовольствие. Но это вовсе не значило, что теперь он собирался сделать для них что-то хорошее. Георг презирал и ненавидел сына. Он никогда не забывал того дня, когда мальчишка оторвался от компании охотников и попытался спасти мать. Глупая затея, с самого начала обреченная на провал. Но у парня хватило безрассудства совершить этот поступок. И он вызвал восхищение и одобрение у очень многих. Кроме того, его порыв словно подчеркнул мстительную жестокость отца. Но самое главное – положил начало вражде между ними.
Мальчик встал на сторону матери, а это означало, что он был против отца.
Георг Людвиг никогда не забывал и не прощал оскорбления или вреда, нанесенного ему. Томившаяся до сих пор в заключении София Доротея была тому лучшим подтверждением.
Он хотел забыть эту женщину и ее сына, который, к несчастью, был и его сыном. Но Георг Август мешал это забыть. К примеру, временами он даже походил на нее. И Георг Людвиг знал, что сын часто думает о матери. Сын не простил отцу тот, что тот сделал с матерью. Ну что ж, тем лучше. Пусть теперь он узнает, что такое иметь отца своим врагом.
Георг читал письмо сына и презрительно смеялся. Он знал, кто стоит за строчками, написанными Георгом Августом. Это она, женщина-дьявол. У Георга Августа никогда бы не хватило ума попытаться смягчить гнев отца.
– Прекрасно, мадам, но вы потерпели поражение, – вслух сказал король, поднес письмо к пламени свечи и сжег его.
Стенхоп и несколько других министров попросили аудиенцию, чтобы обсудить это несчастное происшествие. Он принял их, как обычно, угрюмо.
– Ваше Величество, мы не можем бесконечно держать принца под арестом, – начал Стенхоп. – Это нарушение «Хабеас Корпус», закона о неприкосновенности личности. Если мы и дальше будем держать принца взаперти, оппозиция поднимет страшный скандал. Это может привести к большим неприятностям.
– Если бы я был в Ганновере, я бы знал, что делать, – проворчал король. – Здесь, в Англии… Здесь совсем другие законы. Вы должны объяснить мне. Но есть одно, чего я не хочу, и уверен, нет закона, который мог бы помешать мне. Я не хочу жить под одной крышей с принцем.
– Ваше Величество правы, – ответил Стенхоп, – нет закона, запрещающего принцу иметь отдельный дом и хозяйство.
– Тогда я выгоню его и принцессу из Сент-Джеймсского дворца.
– Кабинет вряд ли одобрит решение Вашего Величества.
– Тогда заставьте их одобрить… быстро. Я не потерплю принца здесь.
– Сейчас же, не откладывая, я соберу кабинет министров, – сказал Стенхоп.
Каролина встала с постели, хотя чувствовала себя еще слабой. Ссора с королем не способствовала ее выздоровлению, и она очень тревожилась о последствиях. Принц выглядел совсем подавленным. Дни заключения в собственных апартаментах значительно отрезвили его. Он оценил власть короля и с тревогой ждал, какой следующий шаг предпримет мстительный старик. Каролина беспокоилась о дочерях, помещенных в другой части дворца, и гадала, какие истории они услышат о разладе между родителями и дедом. |