Так, несмотря на плохую погоду, София Шарлотта стала готовиться к путешествию.

Король возражал. К чему такая спешка, хотел бы он знать? Разве она не может навестить мать весной? Неужели она не знает, какие сейчас дороги?

София Шарлотта отмела все возражения. Она обещала навестить мать. Ее ждут, и ничто не заставит ее отложить поездку.

В промозглый, холодный день София Шарлотта и ее свита выехали из Берлина в Ганновер. Она чувствовала себя больной еще до начала путешествия. Тряска по замерзшей дороге и ледяной ветер, насквозь продувавший экипаж, лишили ее последних сил.

Боль в горле с каждым часом усиливалась и стала почти постоянной. София Шарлотта не могла глотать и потому перестала есть. Когда они добрались до Магдебурга, она поняла, что надо сделать остановку и немного отдохнуть.

Мария фон Пёлниц упрашивала ее остаться в городе до весны, но королева и слушать не хотела.

– У меня там очень много дел, – говорила она.

– Но их можно сделать и позже.

– Нет, у меня предчувствие, что я должна сделать все сейчас.

Мария фон Пёлниц встревоженно посмотрела на подругу, а та отвернулась, непроизвольно положив руку на горло. Ее пальцы уверенно нащупали помеху, мешавшую глотать.

Несколько дней спустя, хотя ее состояние еще больше ухудшилось, они продолжили путешествие в Ганновер.

Курфюрстину Софию страшно встревожило состояние дочери. Она немедленно уложила ее в постель и послала за врачами. Диагноз был ужасающий. Королева Пруссии страдала от опухоли в горле, и никакой надежды на выздоровление не было. Фактически, она доживала последние дни.

София не могла поверить в диагноз врачей. Дочери было всего тридцать семь лет. Она слишком молода, чтобы умереть, и потом совсем еще недавно она казалась абсолютно здоровой.

– Это ошибка! – объявила она и позвала других врачей. Но диагноз, поставленный ими после осмотра, был тем же самым.

– Мы должны спасти ее! – кричала курфюрстина. – Она не может умереть… такой молодой.

Но София знала, что врачи правы. Перемены во внешности любимой дочери ужасали. За короткое время она страшно похудела, и ее когда-то очаровательный цвет лица сменился болезненной желтизной.

– Твоя сестра приехала домой умирать, – сказала она старшему сыну Георгу Людвигу, который после смерти отца, Эрнеста Августа, стал курфюрстом.

– Лучше бы она решила сделать это в собственном доме, – проворчал он.

– Здесь тоже ее дом. Единственное, за что я благодарна судьбе, так это за ее приезд. Она приехала домой умирать.

Георг Людвиг молча отвернулся. Он был не из тех людей, которые напрасно тратят слова. В своем мнении он тверд, а мать может иметь свое. Он считает, что смерть во дворце приносит неудобства, в особенности, когда это вполне могло бы произойти где-нибудь в другом месте.

– Георг Людвиг, ты бесчувственный чурбан, – сказала мать, на минуту забыв его титул, к которому обычно относилась с величайшим почтением. Сейчас она разговаривала с ним, как в детской с ребенком, которого так и не смогла полюбить. – Тебя ничто не волнует, кроме дылды-шлюхи и толстой курицы.

Георг Людвиг безразлично воспринял эпитеты, относившиеся к его двум предпочитаемым любовницам.

– Ей лучше было бы остаться в Берлине, – пробормотал он.

Курфюрстина София была слишком расстроена, чтобы ссориться с сыном. Она только в очередной раз удивилась, как могла родить такое чудовище.

И он будет жить, а ее любимая София Шарлотта… Нет, подобная мысль была непереносима даже для такого старого стоика, как курфюрстина София.